Лаша Отхмезури - Жуков. Портрет на фоне эпохи

В своих «Воспоминаниях» Жуков описывает сердечную, но странную встречу. Буденный уже три дня не имел связи со своим штабом. Он явно не знал, что ему делать, в то время как подчиненные ему 200 000 бойцов и командиров погибали в котле. Он постоянно повторял, что немцы едва не взяли его в плен, что он совершенно не знает обстановку. Убедившись, что бывший командующий Конармией пребывает в полнейшей подавленности и растерянности, Жуков начал командовать Маршалом Советского Союза так, как любым из своих подчиненных: «Поезжай в штаб фронта,  – сказал я Семену Михайловичу,  – разберись в обстановке и доложи в Ставку о положении дел, а я поеду в район Юхнова. Доложи Верховному о нашей встрече и скажи, что я поехал в Калугу. Надо разобраться, что там происходит»[470]. Бучин в своих воспоминаниях описывает события совсем иначе: «Примерно через полчаса Георгий Константинович вышел, подтянутый, с каким-то пронзительным выражением в глазах. А за ним вывалился обмякший Буденный, знаменитые усы обвисли, физиономия отекшая. С заискивающим видом он пытался забежать впереди Жукова и что-то лепетал самым подхалимским тоном. Георгий Константинович, не обращая внимания, буквально прыгнул в машину. Тронулись. В зеркале заднего вида запечатлелся замерший Буденный с разинутым ртом, протянутой рукой, которую Жуков не пожал. Маршал! За ним толпились выкатившиеся из двери охранники полководца»[471].

Из Малоярославца Жуков отправился по шоссе на Рославль. Дорога вела на запад, в сторону врага. Пошел первый снежок, быстро превратившийся в дождь. В Медыни он не нашел ничего, кроме дымящихся развалин и несчастной старухи, сошедшей с ума от бомбежек. Он поехал дальше на Юхнов, но вдруг был остановлен заставой. Офицер-танкист в безукоризненной форме вежливо доложил ему, что дорога перерезана. Где-то впереди немец. Жуков прошел сотню метров и обнаружил в лесу штаб танковой бригады. Над картой стоял склонившись командир «невысокого роста, подтянутый танкист в синем комбинезоне, с очками на фуражке… Троицкий!». Жуков узнал бывшего начальника штаба 11-й танковой бригады, воевавшего под его началом на Халхин-Голе. Офицер проводил разведку. Юхнов в руках немцев. Ему известно, что под Калугой ведут ожесточенные бои остатки 43-й армии. Он был встревожен: «Стою здесь второй день и не получаю никаких указаний». Жуков приказал ему перекрыть в Медыни главную дорогу на Москву и доложить в Генеральный штаб о том, что сам он направляется в Калугу. По дороге Жуков узнал от различных частей, что наскоро формированные, зачастую по инициативе младших командиров, группы образовали завесы и устроили узлы обороны. Здесь 400 десантников удерживали часть берега Угры. Там 4000 курсантов Подольских пехотного и артиллерийского училищ под командованием лейтенанта и капитана закрыли путь на Малоярославец. В ближайшие дни почти все они были убиты или ранены, но «помогли нашим войскам выиграть необходимое время для организации обороны на подступах к Москве,  – напишет Жуков.  – В районе Калуги меня разыскал офицер связи и вручил телефонограмму начальника Генерального штаба, в которой Верховный Главнокомандующий приказывал мне прибыть 10 октября в штаб Западного фронта»[472].

Эти три дня блужданий напомнили Жукову сцены разгрома Франции в мае – июне 1940 года: командиры без войск, войска без командиров, мобильный противник, о котором нет точных сведений, нарушенная связь и люди, одни из которых обращаются в бегство, другие хотят сражаться. Полное уныние на фронте и, как мы увидим, в тылу. Той осенью казалось, что Советский Союз стоит на краю гибели. «В странствиях 6–8 октября,  – пишет Бучин,  – Жуков неожиданно появлялся в войсках, что немедленно вселяло уверенность как в толпах отходивших красноармейцев, так и в высших штабах. В последних Жукову предлагали закусить. […] Георгий Константинович холодно отказывался. Наверное, не хотел сидеть за столом с „бездельниками“, допустившими разгром и окружение немцами большей части войск Западного и Резервного фронтов. Да и относился он безразлично к тому, что ел. […] Соблазнять его обильным застольем, да еще с выпивкой было бесполезно»[473].

Жукову повезло. Он побывал на территории, которую немцы еще не успели занять, но где они вполне могли находиться. Вместо того чтобы спешить к Москве, их основные силы, включая треть мобильных соединений, были заняты закупориванием и последующей ликвидацией Вяземского и Брянского котлов. Свою роль сыграла погода: пошли дожди. Уже 9 октября грязь сделала непроходимыми тропинки и дороги с грунтовым покрытием. Начавшаяся распутица спасла Москву от быстрого захвата. «Последующие недели,  – пишет Гудериан,  – прошли в условиях сильной распутицы. Колесные автомашины могли передвигаться только с помощью гусеничных машин. Это приводило к большой перегрузке гусеничных машин, не предусмотренной при их конструировании, вследствие чего машины быстро изнашивались. Ввиду отсутствия тросов и других средств, необходимых для сцепления машин, самолетам приходилось сбрасывать для застрявших по дороге машин связки веревок. Обеспечение снабжением сотен застрявших машин и их личного состава должно было отныне в течение многих недель производиться самолетами»[474]. Танки оказались вынужденными двигаться по немногим остававшимся проходимыми дорогам, на которых каждый взорванный мост, любое сопротивление вызывали гигантские пробки и увеличивали отставание от намеченных планов. Жуков это быстро понял и часть находившихся в его распоряжении небольших сил направил оборонять Можайск, Волоколамск и Наро-Фоминск – места, где сходились основные дороги, которые теперь были закупорены. Не имея возможности обойти эти преграды, немцы были вынуждены остановиться и штурмовать их в лоб, неся большие потери.

Лида – «вторая жена»

Не зная обо всех этих трудностях, заместитель Геббельса доктор Дитрих заявил 9 октября на пресс-конференции в Берлине, что Красная армия разгромлена и что «Советская Россия в военном отношении побеждена». Газеты нейтральных стран и государств оси вынесли эту новость на первую полосу. Словно эхом этим словам прозвучало принятое в тот же день ГКО решение о минировании важнейших зданий в Москве. Специальная комиссия НКВД представила Сталину список из 1119 объектов, подлежащих уничтожению: метро, мосты, телеграф, телефон, гостиницы, вокзалы, электростанции, водопровод, продовольственные склады… Жизнь в городе должна была стать для оккупантов невыносимой. 10-го ГКО принял решение о немедленной эвакуации московских предприятий за Урал.