Разведывательная служба Третьего рейха. Секретные операции нацистской внешней разведки - Вальтер Шелленберг

Я прибыл в Копенгаген в час дня 3 мая, а моя встреча с г-ном фон Постом и г-ном Острёмом состоялась в четыре. Я объяснил ситуацию и сказал им, что адмирал Дёниц приказал немецким военным и гражданским руководителям в Дании и Норвегии явиться к нему на совещание. Были веские основания предполагать, что при поддержке и под влиянием графа Шверина фон Крозига и Гиммлера мой план капитуляции будет согласован.

Господин фон Пост сказал, что он уже не в том положении, чтобы заключать обязывающие соглашения. Общая капитуляция была неизбежна в течение ближайших нескольких дней, и в тот момент капитуляция Дании и Норвегии была чисто теоретическим вопросом. Однако он по-прежнему был готов следовать нашему старому плану, и я должен был немедленно передавать ему любое предложение нового правительства Германии. Мы договорились, что я вернусь максимально быстро и позвоню ему по телефону, сказав следующие кодовые слова: «Я буду очень рад увидеть этих господ снова», которые будут означать, что в отношении Норвегии у правительства рейха есть обязывающее предложение; слова «и явиться к вам», прибавленные к сказанному, должны были означать, что это предложение касается также и Дании.

Господин фон Пост и господин Острём подчеркнули, что они не могут больше оставаться в Копенгагене: поддержание секретности делало необходимым их отъезд, так как, разумеется, переговоры велись в обстановке строжайшей секретности. Так что я возвратился во Фленсбург тем же вечером и выехал в Плён следующим утром.

Поездка была одна из самых тяжелых и опасных из всех, которые я совершал. На относительно коротком пути около пятидесяти пяти миль я попал под более чем двенадцать обстрелов на дорогах, полностью забитых отступающими армейскими колоннами и обездвиженным транспортом. На дорогах, покрытых трупами, тянулись длинные вереницы выгоревших грузовиков, там и сям стояли разбитые танки. Нам приходилось пробиваться сквозь все это, периодически укрываясь в канавах и полях от обстрелов с низко летящих самолетов.

Когда мы все же прибыли в Плён, охрана сообщила нам, что заседание правительства перенесено в военно-морское училище в Мюрвике неподалеку от Фленсбурга. Так как моя миссия не терпела промедления, мне пришлось немедленно развернуться и отправиться назад через ад, из которого я только что выбрался. Однако мне удалось приехать в Мюрвик в пять часов дня, а десять минут спустя я уже делал доклад министру иностранных дел и Гиммлеру.

Я снова подчеркнул, что, несмотря на продолжающееся ухудшение ситуации, решение по Скандинавии путем оказания помощи Швеции имеет чрезвычайно большое значение. Затем у нас состоялся разговор с фон Крозигом с глазу на глаз. Он сказал мне, что, если я останусь с ним, он назначит меня своим первым помощником. С другой стороны, он считал, что для меня важно поехать в Стокгольм. Мы оба сошлись во мнении, что время чрезвычайно дорого, так как полная капитуляция совсем близко. Единственное, что задерживало ее, — это тот факт, что в районе Богемии-Моравии группы армий фельдмаршала Шёрнера и генерал-полковника Рендулика, насчитывавшие почти миллион человек, снабженных боеприпасами и продовольствием на семь недель, были все еще целы. Они более чем достойно защищали Восточный фронт.

Приблизительно в восемь часов вечера я явился к адмиралу Дёницу. Сначала он и слышать не хотел о снятии оккупации с Норвегии или интернировании немецких войск в Швеции. Очевидно, его военные советники указали ему на отличную стратегическую позицию армии генерала Бёме. Даже после того, как я доказал ему политическую важность мирного решения и вмешательства Швеции, он все равно потребовал от меня объяснений, какую прямую выгоду это принесет Германии. Я сказал, что это вопрос долгосрочных политических перспектив, разумеется, помимо спасения большого количества немецких жизней. Это улучшит мировое общественное мнение о нас и в ближайшем будущем может иметь значение для проигравшей войну Германии в плане получения поддержки от такой нейтральной страны, как Швеция. Ввиду краха Германии продолжать воевать в Норвегии и Дании будет не только ошибкой, но и совершенно бесполезным делом.

В этот момент наша встреча прервалась, и я поехал ужинать с Крозигом, Кейтелем и Йодлем. За столом мы продолжили дискуссию. И Кейтель, и Йодль хотели, чтобы я остался с ними, так как у меня было больше всех опыта в вопросах внешней политики. Но я указал на важность своей миссии в Стокгольме, и в конце Йодль, по крайней мере, проявил понимание, как мне показалось.

Потом у меня снова был разговор с Крозигом, в ходе которого я посоветовал ему убедить Дёница последовать моим предложениям и распустить партию, гестапо и СД как можно скорее. Затем мы обсудили, в каком качестве мне лучше всего ехать в Стокгольм. Фон Крозиг предложил сделать меня специальным и полномочным послом, представителем или кем я захочу. Я предложил, чтобы он назначил меня посланником, так как это точно соответствовало задачам, к выполнению которых я приступал. В ту же ночь министр иностранных дел вызвал к себе статс-секретарей Штеенграхта и Хенке, которые вдвоем подготовили документы, подтверждавшие мое назначение посланником. Дёниц подписал их на следующее утро 5 мая; в десять я заехал к фон Крозигу, потом попрощался с Гиммлером и отправился в Копенгаген.

Через несколько дней Гиммлер совершил самоубийство.

Прибыв в Копенгаген, я отправился в Дагмархус, так как хотел уведомить доктора Беста о своей миссии. Пока я ждал его, на городской площади собралась огромная толпа в ожидании надвигающейся капитуляции Германии. Раздались выстрелы, подъехали полицейские машины и кареты скорой помощи. Тем временем толпа все росла, пока ее численность не дошла, вероятно, до десятков тысяч человек. Было очевидно, что доктор Бест не сумеет пробраться через такие беспорядки. Я не мог ждать, так как мне непременно нужно было немедленно попасть в посольство Швеции, потому что там, очевидно, не получили мое переданное по телефону сообщение с границы.

После долгих препирательств с охраной СС у Дагмархуса в барьере из колючей проволоки был сделан проход, и я сумел проехать в машине графа Бернадота. И хотя водитель старался избегать людных улиц, мы внезапно оказались окруженными тысячами людей. Они узнали машину графа и столпились вокруг нее настолько, что мы не могли двинуться ни вперед, ни назад. К счастью, я запер дверь изнутри и закрыл окна, иначе меня вытащили бы наружу. Я приказал водителю пробиваться сквозь толпу во что бы то