Владимир Поцелуев - Великий Ленин. «Вечно живой»

Однако все это не означало, что русскому народу был исторически присущ «коммунизм» и что большевизм и социалистическая революция возможны были только в России. Справедливо заметил М. Вишняк, что, хотя русский большевизм был обусловлен многими сторонами политического прошлого российской истории, он «не имманентен ей», он «не продукт специфической русской души, славянской мистики или разгула». По его мнению, «дух бессмысленного разрушения веет, где хочет, не справляясь ни с расой, ни с исповеданием»[781], и таких примеров во всемирной истории предостаточно.

По утверждению В. Варшавского, при внимательном рассмотрении нельзя не увидеть, что «дух русской революции», о котором говорят некоторые авторитеты философии, удивительно «напоминает эгалитарно-коммунистические движения европейского Средневековья»[782]. Не только теория научного коммунизма Маркса, но и учение Платона о государстве, исключающее понятие личности как самоцели и самоценности, равно как и социальные утопии Томаса Мора и Кампанеллы с их апофеозом государства и всеобщей регламентацией жизни, проповедь революции Руссо и многое другое всецело возникло в Западной Европе. В этом плане коммунизм большевиков не создал новых, оригинальных научных теорий, основы которых были созданы до ленинской теории. Не выдерживает критики и то, что первопричиной тоталитаризма в Советской России стала привычка русских к повиновению. Наоборот, вся история России – это борьба за волю, начиная от «военной демократии» у восточных славян, новгородско-псковского вече, череда междоусобных войн, крестьянских восстаний и т. д. до Гражданской войны.

Таким образом, даже принимая во внимание, что в России были какие-то элементы и целые социальные слои, воспринимающие ленинскую теорию революционной борьбы, нельзя утверждать, что большевизм и социалистическая революция вытекали из русской истории с безусловной необходимостью, не были предопределены политическими, национально-религиозными и другими основами жизни русского народа. Социально-экономическое состояние российского общества определяло его политическое развитие и формы государственной власти. Исходя из этого, мы видим: самодержавие было обречено, а предоставленные демократические свободы привели к созданию политических партий, обостривших борьбу за власть и разобщивших российское общество.

И все же, на наш взгляд, основой для прорастания корней большевизма явился «его величество русский народ», нетерпеливый в распутывании многочисленных, естественных социальных узлов и решительный в их разрубании сплеча, что умело культивировалось ленинизмом. Народное желание жить лучше, но непонятное требование предоставить ему лучшую жизнь не приведут к позитивным переменам, ибо в основе желания должны лежать разумное действие и интенсивный труд. Предостерегающе должен звучать незыблемый постулат ленинизма: «Переход от капитализма к коммунизму, конечно, не может не дать громадного обилия и разнообразия политических форм, но сущность будет при этом неизбежно одна: диктатура пролетариата»[783]. Вынужденное законодательное оформление насильственных методов введения социализма свидетельствовало о его искусственном строительстве, его бесперспективности, смертности дела Ленина и созданной им партии.

Ленинизм, став государственной идеологией, навязывал мировоззрение миллионам граждан, диктовал им определенное политическое поведение, отступление от которого не только осуждалось, но и каралось статьями Уголовно-процессуального кодекса СССР.

Ленин не открыл кардинальных законов бытия, но вовремя, умело используя историческую ситуацию, применил основные элементы концепции благосостояния масс, разработанные талантливейшими мыслителями многих народов во все времена предыдущей истории человечества. Герберт Уэллс в беседе с советским послом в Лондоне И.М. Майским вспоминал о встрече с Лениным: «Если жизнь требовала, Ленин менял те или иные звенья теории, истолковывая привычные положения и формулы в таком духе, чтобы они не мешали, а содействовали движению вперед. Он был живой, очень живой человек! В нем была бездна творческого духа! Он был хозяином теории, а не ее рабом!»[784]

Хозяин умер, образ его обожествили, а ленинизм стал идеологическим ошейником для его рабов. «Он, – считал А.А. Богданов, хорошо знавший Ленина и ленинизм, – преобразовал политическую экономию, историю, всю область общественных наук; он дал новую душу философии»[785].

Несомненно так, но о наследстве Ленина – «идея, организация, образ жизни» – судит народ, исходя из неизменности исторических фактов, судит душой и разумом. Однозначность ответа зависит от исходного начала.

Несомненно и другое: противоречие – двигатель прогресса человечества, и, познав ленинизм на практике, мы не должны обмануться впредь.

Использованная литература и архивные материалы

Алфавитный указатель произведений, вошедших в Полное собрание сочинений В.И. Ленина. М., 1966; Справочный том к Полному собранию сочинений, ч. 1. М., 1969; ч. 2. М., 1970.

Андреев А.А. Профсоюзы за 4 года пролетарской революции. // Вестник труда. 1921. № 10/11.

Антонов-Овсеенко В.А. Октябрьская буря. Пг., 1919.

АПРФ. Ф. 3. Оп. 22. Д. 307. Л. 135.

Арутюнов А.А. Феномен Владимира Ульянова (Ленина). М., 1992.

Арутюнов А.А. Досье Ленина без ретуши. М., 1999.

Архив МБ. Н-15318. Д. 21790. Т. 1. Л. 281.

Архив русской революции. Изд. 2-е. Т. 1–10. М., 1991–1993.

Бакунин М.А. Государственность и монархия. Собр. соч. и писем, т. 1–4. М., 1934–1935.

Бегунов Ю.К. Тайные силы в истории России. Сб. статей и документов. СПб., 1996.

Безансон А. Интеллектуальные истоки ленинизма. М., 1998.

Белое дело. Ледяной поход. М., 1993.

Бордюгов Г.А., Козлов В.А. История и конъюнктура: субъективные заметки. М., 1992.

Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.

Богданов А.А. Вопросы социализма. Работы разных лет. М., 1990.

Бойков М.В. Классики о классиках (Исправление по Марксу). М., 1997.

Большая советская энциклопедия. Т. 15, 24(1).

Большевистское руководство. Переписка. 1912–1927. Сборник документов. / Сост. Квашонкин А.В. и др. М., 1996.

Бразоль Б.Л. Царствование императора Николая II, 1894–1917 гг. в цифрах и фактах. Нью-Йорк., 1968.