Илья Вагман - 50 знаменитых террористов

Оправдание судом В. Засулич, этой молодой восторженной террористки, спровоцировало в России новую волну террора. Безнаказанность одного в конечном итоге оборачивается злом для многих. Следующим, кто пошел на теракт, был Степняк-Кравчинский. 4 августа 1878 года он убил шефа жандармов генерала Мезенцова. Почему именно его? Генерал Мезенцов не был профессиональным полицейским. Он был армейским офицером и прославился во время Крымской войны, участвуя в обороне Севастополя. В отдельный корпус жандармов он перешел только в 1864 году, а через 12 лет возглавил его. Степняк-Кравчинский, выбрав генерала как объект нападения, объяснял это тем, что «шеф жандармов – глава шайки, держащей под своей пятой всю Россию». Он считал, что убийство Мезенцова – это удар по всему высшему правящему слою, месть за конкретную его деятельность на посту шефа жандармов, направленную против революционеров. Был, правда, в этом деле еще один след – заграничный. Вполне возможно, что решение об убийстве Мезенцова принималось не в России, тем более, что многие местные российские революционеры, даже те, кто в тот момент содержались в Петропавловской крепости, выступили против этого покушения. Дело в том, что еще в 1861 году Мезенцов, являясь адъютантом Горчакова, царского наместника в Польше, непосредственно участвовал в подавлении беспорядков в Варшаве. Как потом доносил царю Горчаков: «…Я его посылал во все места, где происходили беспорядки, и с тех пор его везде ненавидят, называя палачом».

Степняк-Кравчинский только в мае 1878 года прибыл в Россию из-за рубежа и сразу же приступил к сбору информации о шефе жандармов, о его образе жизни. За генералом было установлено наружное наблюдение. Это не представляло большой сложности, поскольку каждое утро он совершал прогулку по одному и тому же маршруту. Гулял он без охраны в сопровождении бывшего сослуживца, находившегося на пенсии полковника Макарова. Тот не имел при себе оружия, и наблюдатели знали об этом. Кроме сбора информации при подготовке к покушению рассматривались выбор места и времени покушения, подбор оружия, определение путей и способов отхода. Все это потребовало задействования в теракте нескольких лиц и распределения ролей между ними.

Необходим был повод, чтобы убийство Мезенцова выглядело не как уголовщина, а имело политическое звучание. Ну, в России в этогом недостатка не было. Еще в январе 1878 года в Одессе полиция разгромила одну из конспиративных квартир «Общества народного освобождения». При этом в завязавшейся перестрелке пятеро жандармов и полицейских получили ранения. Один из членов этого общества, Иван Ковальский, 3 августа был казнен. В тот же вечер террористы приняли решение убить на следующий день Мезенцова, якобы в отместку за эту казнь. К этому времени уже все было готово для совершение теракта.

Поначалу, на стадии подготовки, Степняк-Кравчинский собирался вызвать Мезенцова на дуэль, использовав при этом пистолеты или эспадроны. Затем, намереваясь придать теракту символическое значение, он хотел отрубить генералу голову, для чего заказал особую саблю, «очень короткую и толстую». Но такой способ убийства товарищи Кравчинского признали непрактичным. Поэтому выбор оружия был остановлен на традиционном и вполне символичном кинжале. Но это был не простой кинжал, а итальянский стилет, сделанный по особому заказу за рубежом. Клинок его был очень узким, поэтому рана также была очень узкой, затягиваясь тканью тела и не давая кровоизлияния.

В день казни И. Ковальского начальник Киевского губернского жандармского управления генерал В. Д. Новицкий предупредил своего шефа о возможном покушении на него. В ответной телеграмме подчиненному Мезенцов отметил, что «эти намерения стоит отнести к области фантазий и бабьих сплетен, а не к действительности». А через несколько часов 4 августа 1878 года средь бела дня в центре Петербурга, на Михайловской площади, когда Мезенцов вместе с Макаровым возвращался домой с утренней молитвы, «неизвестный молодой человек среднего роста, одетый в серое пальто, в очках» подошел к нему и на глазах у изумленных прохожих нанес ему удар кинжалом в полость живота с проникновением через печень в заднюю стенку желудка. Другой молодой человек (как выяснилось только в 1881 году при аресте, это был дворянин Баранников), одетый в длинное синее пальто и черную шляпу, выстрелил из револьвера, правда неудачно, в Макарова. Затем оба убийцы вскочили на ожидавшие их дрожки, запряженные вороной лошадью, и скрылись. Ни Мезенцов, ни Макаров поначалу даже не поняли, что произошло. Генерал ощутил боль, но крови не было. Он сам доехал домой, а когда обнаружилось ранение, было уже поздно что-либо предпринимать. В тот же день в 17 часов 15 минут генерал Мезенцов скончался.

Произошедшее было открытым вызовом власти, актом ее дискредитации: был убит человек из ближайшего окружения императора. Кто следующий? В своих воспоминаниях князь В. П. Мещерский писал: «Убийство шефа жандармов генерал-адъютанта Мезенцова, совершенное с такой дерзостью и притом с исчезновением даже следа убийц, повергло в новый ужас правительственные сферы, обнаружив с большею еще ясностью, с одной стороны, силу ассоциации крамолы и слабость противодействия со стороны правительства. Для всех было очевидно, что если шеф жандармов мог быть убит в центре города во время прогулки, то, значит, ни он, ни подведомственная ему тайная полиция ничего не знали о замыслах подпольных преступников, и если после совершения преступления злодеи могли так ловко укрыться, то, значит, в самой петербургской полиции ничего не было подготовлено к борьбе с преступными замыслами крамольников». В связи со случившимся император прибег к чрезвычайным мерам: дела о государственных преступлениях были переданы в ведение военных судов «с применением ими наказаний, установленных для военного времени». Только время для искоренения терроризма было уже упущено. Российские революционеры вошли во вкус террора. Они поняли его действенность при относительной безопасности для организаторов, а П.Н. Ткачев, находясь в Лондоне, поставил задачу создания единой централизованной террористической организации. Она появится на следующий год после покушения Степняка-Кравчинского и получит название «Народная воля». Сам же Степняк-Кравчинский в своем сочинении «Смерть за смерть» дал наиболее полное обоснование террора. Он писал: «Мы требуем полного прекращения всяких преследований за выражение каких бы то ни было убеждений как словесно, так и печатно. Мы требуем полного уничтожения всякого административного произвола и полной ненаказуемости за поступки какого бы то ни было характера иначе как по свободному приговору суда присяжных… Мы требуем полной амнистии для всех политических преступников без различия категорий и национальностей». Это было, по сути, требование особого статуса для террористов в государстве.