Илья Вагман - 50 знаменитых террористов

Трудно быть правителем-реформатором в России, особенно, если реформы либеральны. Это почти всегда связано с жизнью реформатора. Только пять лет прошло с того момента, когда Александр II освободил крестьян от крепостного права, что вызывало крайнее возмущение во всех кругах российского общества, а 4 апреля 1866 года 26-летний дворянин Дмитрий Каракозов стрелял в императора во время его прогулки в Летнем Саду. С этого выстрела открылась эпоха политического терроризма в России. Очень скоро время террористов-одиночек пройдет и появится новый вид террора – террор организованный. Одним из первых, вставших на этот путь, будет Сергей Степняк-Кравчинский, совершивший покушение на шефа жандармов генерала Н. В. Мезенцова. В историю он вошел не только как террорист, но и как писатель. Его перу принадлежат произведения «Подпольная Россия», «Россия под властью царей», пропагандистские сказки, очерки. Степняк-Кравчинский был одним из самых знаменитых «певцов террора». На его книгах учились поколения революционеров. В одном из романов он писал: «Нам не дадут свободы в награду за примерное поведение. Мы должны бороться за нее всяким оружием. Если при этом придется страдать – тем лучше! Наши страдания будут новым оружием в наших руках. Пусть нас вешают, пусть нас расстреливают, пусть нас убивают в одиночных камерах! Чем больше нас будут мучить, тем больше будет расти число наших последователей». Да, хорошо писалось, спокойно – живя в эмиграции. Согласно этике террористов-тираноборцев тех лет покушавшийся должен был оставаться на месте преступления, чтобы свидетельствовать затем о своей принадлежности к организации. Степняк-Кравчинский с места покушения скрылся. Он не был трусом, но его действия вызвали полемику в революционных кругах.

Со второй половины XIX в. Россия по разгулу политического террора занимала в мире передовые позиции. А началось все с прокламации «Молодая Россия», написанной в 1862 году в тюремной камере студентом Московского университета П. Зайчневским, арестованным за крамольные суждения. В этой прокламации убийство провозглашалось самым рациональным способом достижения политических целей. И это вызывало огромный соблазн у сотен молодых людей подобным образом покончить с царизмом и тем самым расчистить дорогу ко всеобщему благоденствию. С той поры кинжал, револьвер и бомба на долгое время стали главными средствами воздействия революционных радикалов на власть, а шеф жандармов Н.В. Мезенцов был всего лишь первой жертвой «элитного» террора. Первым стал и Степняк-Кравчинский, подготовивший и совершивший это убийство.

Родился Сергей Кравчинский (Степняком он станет позже) 13 июля 1851 года в Украине в с. Новый Стародуб Херсонской губернии. Его отец был военным врачом и, желая, чтобы сын продолжил семейную традицию службы в армии, определил того в военную Орловскую гимназию. Образование продолжилось в Московском военном Александровском училище и в Михайловском артиллерийском училище в Петербурге, из которого Сергей был выпущен в 1870 году. Но служба не заладилась. Военная карьера мало привлекала молодого человека. Прослужив всего лишь год, он вышел в отставку и поступил в Петербурге в лесной институт. Вскоре он «нашел» себя, вступив в кружок пропагандистов социализма «чайковцев», куда, наряду с ним, входили С. Л. Перовская, П. А. Кропоткин. Это было начало народнического движения. Уже в 1873 году в числе первых Кравчинский «пошел в народ», ведя пропаганду среди крестьян Тверской и Тульской губерний. Почти сразу же последовал арест. Однако в 1874 году ему удалось бежать из-под стражи, и он эмигрировал. Жил в Швейцарии, Бельгии, Англии, Франции, а затем уехал на Балканы, где в 1875 году в Боснии и Герцеговине началось антитурецкое восстание, в котором молодой социалист принял активное участие.

В следующем году Степняк-Кравчинский нелегально приехал в Петербург. К этому времени царизм нанес довольно чувствительный удар по народническому движению: многие уже находились в тюрьмах и ссылке. Полиция быстро вышла на след и самого Кравчинского. И вновь пришлось покинуть Россию. На сей раз путь лежал в Италию. Там в 1877 году он принял участие в восстании бакунистов в провинции Беневенто, после подавления которого угодил в тюрьму. Молодому человеку грозила смертная казнь, но ему повезло: в 1878 году умер король, и в Италии была объявлена амнистия. Не задерживаясь более в стране, Кравчинский переехал в Швейцарию. Там, в Женеве, он сотрудничал в эмигрантском журнале «Община», в котором опубликовал ряд статей о революционном движении. Но его тянуло домой. Душа жаждала действий.

Вернувшись в том же году в Россию, Кравчинский вступил в организацию «Земля и воля», наладил подпольную типографию, редактировал газету. Но этого было мало, это было не то. Находясь под влиянием «отца» русского анархизма М. А. Бакунина и теоретика террористического направления П. Н. Лаврова, Степняк-Кравчинский, разочаровавшись в одной только пропаганде революционных идей, одним из первых перешел к террору. Он считал, что террор – это одно из средств устрашения правительства, он расшатывает основы русского самодержавия.

Первой начала молодая революционерка Вера Засулич, ранившая из револьвера петербургского градоначальника Трепова. К этому времени реакция общества на выступления революционеров стала меняться. Они стали находить поддержку не только среди молодежи, но и среди людей старшего поколения. Суд присяжных оправдал террористку, что вызвало открытое ликование больших толп, особенно молодежи, собравшихся у здания суда. Описывая этот суд, Степняк-Крачинский отметил: «Симпатии публики были, как всегда, на стороне слабейших. А ежедневные, ежечасные известия о поведении обеих сторон могли только усилить эти чувства. Город находился в лихорадочном возбуждении. Волнение распространялось даже на тех, кто в обычное время совершенно не интересуется политикой. Обеспокоенный растущим сочувствием к подсудимым и опасаясь «беспорядков», генерал-губернатор частным образом приказал председателю суда и прокурору окончить дело как можно скорее». Интересно, что свою лепту в оправдании терроризма внес и Л. Н. Толстой. В своей статье «Не могу молчать» он находит для террористов смягчающие обстоятельства: «…их злодейства совершаются при условии большей личной опасности», «они в огромном большинстве – совсем молодые люди, которым свойственно заблуждаться», «как ни гадки их убийства», они не так жестоки как те, которые ведет против революционеров государство, и что убийства защитников режима, по мнению самих революционеров, ведут хоть к воображаемому, но благу для многих. Это будет написано немного позже, но как ни велик Л. Толстой, то, что он написал, – ужасно. Это – оправдание преступлений. Российское общество и без Толстого уже считало действия террористов выражением общественного возмущения и актом возмездия преступному режиму, освященного нравственным судом.