Федор Раззаков - Леонид Филатов: голгофа русского интеллигента
С приветом В. Золотухин».
Самое интересное, но это письмо не повлияло на уничижительные оценки Филатова, которые он дал дневникам Золотухина. Когда последний позвонил Филатову домой, тот ему такое сказал… Впрочем, лучше послушать самого Золотухина, который 27 декабря записал следующее:
«Филатов шибко врезал мне: «Мы с тобой как-то не разговаривали… Я все думаю об этих твоих дневниках или мемуарах, как их назвать… На решение твое это не повлияет (Золотухин отдал часть своих дневниковых записей в издательство для публикации. – Ф.Р.), но все это такая неправда, ложь. Ты прикрываешься и рисуешь себя с чужих слов… свидетелей нет… дерьмо это, а не литература… детский лепет… дерьмо». И что-то еще очень точное он сформулировал, но наш разговор прервали. Быть может, это Нинка нажала на рычаг или шнур выдернулся, не знаю. Когда отдавал пленки, Нинка сказала, что он с большого похмелья, спит, чтоб я не тревожил. Где-то на свадьбе гулял Леонид. Но настроение мне на Новый год он испакостил. Но любопытно: чем он больше меня поносил – «кроме дикого, нечеловеческого тщеславия, там нет ничего», – тем мне становилось злее-веселее и созревала уверенность: «а вот и напечатаю на погибель себе гражданскую, а то и физическую…»
Тем временем ситуация в стране продолжает осложняться. В январе 1991 года «громыхнуло» в Вильнюсе: оппозиция попыталась захватить там телецентр и Горбачев ввел в город войска, из-за чего были жертвы среди мирного населения. Запад, естественно, осудил эту акцию (он спал и видел, чтобы СССР поскорее распался), и в этот протест вплел свой голос и Юрий Любимов, который заявил: «Я не вижу смысла возвращаться в обманутую страну». То, что он сам долгие годы водил за нос практически всех вокруг себя, это им в расчет, естественно, не бралось.
Власть ответила Любимову адекватно: статьей в «Советской России» под названием «Между двух стульев». Речь в ней шла о том, что Любимов хочет, как в народе говорится, и рыбку съесть и… на лодке покататься: одновременно работать на Западе и руководить «Таганкой» в Москве.
14 января «Таганка» отправилась в Прагу на гастроли, где с ней встретился Любимов. Он потребовал от труппы определиться с вопросом: готов ли коллектив подписаться под заявлением, осуждающим агрессию в Литву. Труппа возразить ничего не посмела. Не подписался только Николай Губенко, который должен был прилететь в Прагу чуть позже. Любимов на его отсутствие отреагировал резкой репликой: «Он скурвился и потерял талант». Казалось, что началась открытая война Любимова против Губенко. Либерала-западника, с одной стороны, и горбачевца, члена Президентского совета – с другой. Но настоящей войны не случилось. Когда через два дня Губенко прилетел в Прагу и в его номере собралось руководство театра (Любимов, Глаголин, Золотухин, Демидова, Боровский, Жукова), буря бушевала какое-то время, а потом все закончилось миром.
Один из первых гастрольных спектаклей «Таганки» начался с минуты молчания по погибшим в Литве. В эти же дни американская авиация бомбила столицу Ирака Багдад, там тоже гибли невинные люди, однако по этим убиенным «Таганка» не скорбела: ведь Запад объявил Саддама Хусейна «врагом человечества», «иранским Сталиным».
В Праге «Таганка» показывала несколько спектаклей, в том числе и «Живого». На последнем произошла следующая история. Актриса Л. Комаровская, игравшая колхозницу, должна была исполнять задорную частушку советских времен:
Сердце радостно волнуется —Идем голосовать!Самых лучших, самых честныхСтанем нынче выбирать!
Однако перед спектаклем Комаровская вдруг заявила: «Не буду петь со сцены эту частушку – стыдно» (имелись в виду все те же литовские события). Любимов с актрисой согласился и предложил частушку заменить. В итоге актриса спела следующее:
Выбирали, выбиралиИ довыбиралися:Демократию прикрыли,В дураках осталися.
Самое интересное произойдет спустя год – в феврале 92-го. Когда эту же частушку Комаровская пропоет в «Живом», но уже в Москве, тот же Любимов… впаяет актрисе выговор. Почему? Да потому, что власть в России будет уже не советская, а «демократическая», ельцинская. А ее Любимов поддерживал и не желал, чтобы ее обижали с подмостков его театра. Поэтому выговор Комаровская получила «за исполнение частушки антиправительственного (выделено мной. – Ф.Р.) содержания». Вот вам и Любимов – «отец русской демократии»!
Но вернемся в начало 1991 года.
25 января, в день рождения Владимира Высоцкого (ему исполнилось бы 52 года), Губенко собрал почти всю труппу в своем гостиничном номере в надежде если не примирить актеров друг с другом, а себя с Любимовым, то хотя бы создать видимость этого. Посиделки длились до одиннадцати вечера и в общем-то были теплыми. Актеры пили, закусывали и попутно вспоминали многие светлые страницы истории своего театра, связанные с именем Высоцкого. Никто из них тогда даже не догадывался, что спустя несколько месяцев «Таганка» разделится на две труппы (или трупа, как острили шутники) и многие из тех, кто совсем недавно сидел за одним общим столом, возненавидят друг друга. И никакая память о Высоцком им уже не поможет.
А Любимов продолжает нагнетать страсти. 27 января, перед началом очередного спектакля, он вышел на сцену и попросил зал встать, чтобы почтить память «жертв тоталитарных режимов», имея в виду события в Прибалтике. При этом он заявил: «Пока советские войска в Литве – нога моя не коснется порога так называемого Союза нерушимых республик свободных». Говорил он это зло, можно сказать, с ненавистью. В этом спиче он окончательно сбросил маску, представ в своем подлинном обличье – яростного ненавистника советской власти. Что самое странное, но его спектакль «Борис Годунов» на родине выдвинут на Государственную премию. Впрочем, чему удивляться: к власти в Советском Союзе давно пришли не просто антисоветчики, а откровенные русофобы.
В это время в жизни Филатова произошло знаменательное событие: свет увидела его очередная книга – «Сукины дети», куда вошли его стихотворения и сценарий одноименного фильма. Презентация книги состоялась 6 февраля в столичном Театре эстрады. Зал, естественно, был забит битком. Кстати, эту книгу Филатов подарил и своему кумиру – Михаилу Горбачеву. Хотя дела последнего в те дни шли из рук вон плохо. 19 февраля по Центральному телевидению выступил Борис Ельцин и от имени России потребовал чтобы Горбачев подал в отставку с поста президента СССР. Стоит отметить, что Ельцин и до этого неоднократно заявлял об этом – в различных интервью в прессе и на радио, но в тот раз его заявление было произнесено «на государственном уровне». Самое интересное, но Горбачев не придал этим словам своего оппонента никакого значения, посчитав их чуть ли не политической провокацией. Более того, в приватных разговорах со своими соратниками Горбачев заявил, что не его песенка спета, а Ельцина. «Ельцин мечется, что даже люди из его ближайшего окружения „вытирают об него ноги“, кроют его матом, а в парламенте заявили, что не станут при нем стадом баранов», – сказал Горбачев. Учитывая, что в те дни рейтинг Горбачева в обществе упал до своей самой низкой точки, слышать эти слова было более чем странно. Но Горбачев то ли не доверял этим рейтингам, то ли шел на поводу у своего ближайшего окружения, которое талдычило ему, что еще не все потеряно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});