Николай Яковлев - Вашингтон

Наконец, еще одним последствием юбилея 1932 года было новое издание, на этот раз в тридцати девяти томах, документов Д. Вашингтона. Выпуск публикации, которую начал готовить библиотекарь конгресса Д. Фицпатрик, растянулся на 13 лет — с 1931 по 1944 год. Фицпатрик был третьим (после Спаркса и Форда), отдавшим лучшие годы своей жизни теме Вашингтона, дебютировав изданием в 1925 году «Дневников Джорджа Вашингтона». Для 39-томного издания он изучил, проверил и систематизировал около 40 тысяч страниц имевшихся бумаг и дневников Вашингтона. В отличие от У. Форда Д. Фицпатрик счел необходимым дать первоначальные варианты документов: вернувшись в 1783 году в Маунт-Вернон, Вашингтон поручил своему племяннику Р. Льюису переписать начисто его бумаги дореволюционного периода. При подготовке документов к переписке Вашингтон сам улучшил текст, Д. Фицпатрик, где было возможно, дал их в первоначальном виде, сняв, конечно с надлежащими оговорками, позднейшую правку Вашингтона.

Публикация Д. Фицпатрика еще не была завершена (последний том под его редакцией вышел в 1936 году), как выяснилось, что существует еще много документов Вашингтона, оказавшихся вне поля зрения составителя, разбросанных по различным архивам и коллекциям, в подавляющем большинстве частным.

На протяжении примерно четверти века после 1932 года Вашингтониана в США пришла в упадок, не только относительно — сравнительно со взлетом в пропагандистскую стратосферу в период юбилея, — но и абсолютно. Страна пыталась решать неотложные задачи под руководством администрации демократической партии, выводившей свою родословную от политиков типа Джефферсона, но отнюдь не Вашингтона. До истории в бурные тридцатые и первую половину сороковых годов руки не доходили, а если и нужны были исторические аналогии и прецеденты, то скороговоркой повторялись легкодоступные места из однотомников избранных произведений Джефферсона, а ему самому в 1943 году в столице США соорудили новый, весьма дорогой памятник.

Ренессанс, точнее контрренессанс, темы Вашингтона был не за горами, хотя интерес вспыхнул на первых порах не к ней, а был побочным продуктом стремительного возвышения «консервативного ревизионизма» в американской исторической науке. Генезис «неоконсерватизма», господствующего ныне в заокеанской историографии, коренится в практических нуждах правящих кругов США после второй мировой войны. Американские руководители в качестве альтернативы социализма выдвинули общественное и государственное устройство США, являющееся якобы образцом для всего человечества. Поскольку основы этого устройства были заложены в ходе войны за независимость и закреплены в американской конституции, потребовалась большая идеализация далекого прошлого страны, чтобы изобразить его в рамках теории «бесконфликтности» — классовые схватки-де никогда не были типичны для Америки. В ней всегда царило доброе согласие, а основа основ — святая частная собственность — никогда не ставилась под сомнение.

Р. Хофпштадтер в 1948 году указал и на другой источник стихийно возникшего интереса к прошлому страны — неуверенность в будущем. Свое спорное исследование «Американская политическая традиция» — одно из первых, где была изложена теория «бесконфликтности», — Хофштадтер открыл примечательным суждением: «Американцы недавно обнаружили, что спокойнее думать об их прошлом, чем о том, куда они идут». Д. Вашингтон, искренне видевший в себе «президента всего народа», уместно подкреплял розовую картину прошлого Америки, отлично вписываясь в приятную теорию «согласия», с которой носятся «неоконсерваторы».

Они рьяно принялись переписывать историю Американской революции, доказывая забавные тезисы: во-первых, случившееся в Америке конца XVIII столетия было явлением уникальным, а во-вторых, если уж и была революция, то, конечно, консервативная. Попутно «консервативные ревизионисты» в общих работах и книгах, специально посвященных Ч. Бирду, попытались в меру своих сил и таланта опровергнуть его анализ экономических причин Американской революции. Проворные труженики американского идеологического фронта чувствовали себя в полной безопасности — в 1948 году Ч. Бирда, патриарха американской исторической науки, обладающего редким полемическим даром, не стало. Особенно отличились на поприще «неоконсерватизма» Д. Бурстин, Р. Браун, Ф. Макдональд и ряд других процветающих в США историков.

Случившееся показало, что исследование жизни Вашингтона вновь найдет читателя. В 1948–1957 годах вышла семитомная биография первого президента Д. Фримена. Подготовка этой книги продемонстрировала, что для раскрытия темы Вашингтона на современном уровне знаний может не хватить жизни исследователя. Д. Фримен умер на шестом томе, седьмой том дописали его сотрудники Д. Карролл и М. Эшворс. Биография Фримена выдержана в соответствии с академическими канонами, до отказа использована публикация Фицпатрика. Сообщаемые факты проверены и перепроверены. Попытка синтезировать различных Вашингтонов — военного деятеля, президента, политического мыслителя, превратив их в одно лицо, все же далеко не удалась; критика признала удачным разве портрет Вашингтона в возрасте 26 лет (стр. 381–399 второго тома), 43-летнего Вашингтона накануне принятия командования армией (стр. 443–452 тома третьего), общую оценку его военной работы (стр. 478–501 тома пятого).

Вашингтон-президент определенно не получился, хотя над ним работали трое — сам Фримен, обозревая период до 1793 года, а последующие четыре года рассматривались Карроллом и Эшворс. Причина, вероятно, состоит в том, что Фримен и К° были склонны оперировать удельным весом Вашингтона в делах становившейся на ноги республики с включением в него тяжести египетской пирамиды посмертной славы. Получился изрядный перекос, и повествование иной раз носит раздражающе бесхитростный характер.

Если Ч. Бирд доходчиво объяснил роль Вашингтона при принятии конституции осязаемыми интересами, в конечном итоге возобладавшими над честолюбивыми, сварливыми и крикливыми «отцами-основателями», прозаседавшимися на конституционном конвенте, то у Фримена дело представлено много проще. «В эти дни (заседаний конвента. — Н. Я.) его величайший вклад заключался не в том, что он высказывал свое мнение, а в том, что он присутствовал. Когда Вашингтон голосовал, он часто оставался с меньшинством. Мэдисон, Гувернер Моррис, Джеймс Вильсон, Руфус Кинг, Эдмонд Рандольф — эти люди, а не Вашингтон, выработали конституцию… Но, придав конвенту престиж и обеспечив веру народа в это собрание, Вашингтон не имел равных, за исключением Франклина». Не говоря уже о том, что логика здесь порядком пострадала, эффект присутствия определенно преувеличен — перечисленные лица, каждый из них в отдельности и в совокупности, никак не считали себя ниже генерала.