Сергей Михалков - Два брата - две судьбы
— Весьма, — ответил старец. — Я их передал адресату — английскому посольству.
— Помню, когда я передавал вам их в отеле «Россия», вы сказали, что они подписаны фамилией Дюбуа.
— Да, Дюбуа, помню. Это был псевдоним доверенного лица.
— Так вот тогда в сквере, в Женеве, рассматривая те чертежи и рисунки, я заметил совсем близко на улице за кустами машину «Мерседес-600» и почему-то инстинктивно почувствовал опасность. Я не понимал, почему меня тревожит этот «Мерседес-600». Но чтобы вам было ясно, я немного перемещусь во времени и событиях. Из Стамбула я с Мержилем перелетел в Ригу, вышел на подполье, партизанил, переоделся в трофейную форму капитана танковой дивизии СС «Мертвая голова», при переходе фронта был задержан и направлен в один из отделов тайной полевой жандармерии. Бежал, попал в немецкий госпиталь в городе Салдус, который эвакуировался из Либавы в Кенигсберг на теплоходе «Герман Геринг». Затем попал в немецкий госпиталь в городе Польцип и выписался из этого госпиталя капитаном танковой дивизии СС «Мертвая голова». Согласно анкете, заполненной мною в Салдусе, мне было предписано явиться к десятому января 1945 года в город Лисса на переформирование высшего офицерского комсостава танковых дивизий СС. По выходе из госпиталя в городе Польцин я сразу сиял комнату в частном пансионе…
Еще в Венгрии, когда я рассматривал гестаповские документы, подобранные мною после партизанской диверсии на горной дороге, я обнаружил в одном конверте парижский адрес и запомнил его. «А вдруг, думаю, судьба занесет в Париж, — будет где переночевать». Вот по этому адресу я и черкнул записочку из Польцина, когда был там в пансионе, интересовался, жива ли мадам Жанет Дюбуа.
— Дюбуа?
— Да. Возможно, та самая Дюбуа, которая подписала те секретные чертежи… И просил племянницу хозяйки пансиона, если из Парижа придет ответ на мою записочку, сообщить мне в Лиссу. Оставил адрес войсковой части. Много позже я осознал — это была моя грубая ошибка. Так вот, ответ я получил, и весьма своевременно. Именно в тот час, когда я, навсегда покидая танковое соединение в Лиссе, вышел из ворот зоны и направлялся к машине, вызванной из гаража, возле меня появилась незнакомая девушка, вручила мне письмо и… исчезла. Племянница хозяйки пансиона писала: «…В пансион заходили двое мужчин и спрашивали, кто писал письмо в Париж. Я ответила, один капитан. Вскоре по их вопросам я заподозрила что-то для вас опасное, стала их путать, и они уехали. Я запомнила только машину „Мерседес-600“. Решила послать вам это письмо не по почте, а воспользоваться услугами моей знакомой, которая как раз едет в Лиссу, и попросила передать лично вам из рук в руки…»
— Любопытно.
— Самое любопытное впереди. Я находился на грани нервного истощения и плохо соображал, хотя сразу же понял, что та парижская квартира Дюбуа, очевидно, была конспиративной явкой участников французского Сопротивления и была засвечена. Немцы, получив письмо, решили взять связника и явились в Польцип. Раздумывать мне было уже некогда, я сел в машину, и — случилось невероятное: по дороге на вокзал я разминулся с тем злополучным «Мерседесом-600». Мелькнула мысль: «Очевидно, „Мерседес-600“ был рядом со мной там, в Женеве. Что за странное совпадение?» Да, еще — от одного немца я слышал, что машина «Мерседес-600» принадлежала лично монарху германской индустрии, финансовому боссу, миллиардеру Фридриху Флику.
— Но насколько я осведомлен, персональная пуленепробиваемая машина Фридриха Флика «мерседес», оснащенная даже пулеметом, имела номер «Д-РС 312».
— А может быть, кто-нибудь из его трех сыновей «подвязался» к абверу или гестапо?
— Вряд ли. Скорее всего, — сказал Белобородов, — машиной воспользовался кто-то из немцев-посредников, чтобы там, в Швейцарии, договориться с американцами о сепаратном мире. Пробил час, и крысы собрались бежать с тонущего корабля. Лично к вам тогда в Женеве эта машина, полагаю, не имела никакого отношения.
— А в городе Лисса?
— Там — вполне вероятно.
В зал ввели пополнение. Это была шайка уголовников, три человека. Настало время обеда. Уголовники пристроились к первой группе, шедшей за едой. Заключенных выводили в коридор, где через «кормушку» они получали в одну руку миску супа, в другую — миску с кашей и куском хлеба. Когда заключенный входил в зал, обе руки у него были заняты. Уголовники сразу смекнули, что есть возможность поживиться и, быстро съев свою еду, встали у входа в зал, встречая свою жертву. Человек входил, они набрасывались на его кашу и моментально ее съедали. Заключенный не мог себя защитить — обе руки были заняты, и он оставался без еды. Один немецкий полковник, лишившись каши и хлеба, поднял шум. В зал вошли охранники и, разобравшись, в чем дело, увели уголовников.
— Ну, как вам это нравится, — спросил я Белобородова.
— Меня они не тронули, уважают старость. Обед кончился. Я присел рядом со старцем:
— А не хотели бы вы вздремнуть?
— Нет, обычно после обеда я бодрствую, не хочу полнеть, лишняя нагрузка на сердце… Ну что, молодой человек, вы, я вижу, любитель слушать приключенческие истории. О чем же вам рассказать? О Пёрл-Харборе, как японский адмирал Ямамото бомбил американскую базу военных кораблей? О Мата Хари или о покушениях на Гитлера и Сталина? На Гитлера покушались официально пять раз. Четыре раза немцы и один раз — боевики иностранных разведок. На Сталина — семь раз. Только перед Тегераном Отто Скорцепи разработал три варианта покушения.
— Что бы вы ни рассказали — все безумно интересно, — заметил я.
— Тогда слушайте. Я расскажу вам об одной военной операции, связанной с дезинформацией немцев. Эта операция спасла тысячи американских и английских военнослужащих. Секретный план родился в Англии перед высадкой американских и английских десантников на территории Италии и был разработан английской разведкой. Развивался он таким образом. Сначала англичане раздобыли мужской труп, при вскрытии которого можно было предположить, что человек утонул. Для этого мертвеца была сшита форма офицера специальной службы — майора английского Генерального штаба. Форму снабдили соответствующими документами, положили в карманы фотографию якобы жены утопшего, ее письма из Парижа, два билета без корешков в театр принца Уэльского, датированные 22 апреля 1943 года, серебряный крест на серебряной цепочке — на шее, наручные часы, бумажник, в нем две пятифунтовые ассигнации, одну монету в полкроны, две монеты по шиллингу, пригласительные билеты в кабаре-клубы, авторучку, еще разные вещицы и счет (оплаченный наличными) на покупку в одном из известных лондонских магазинчиков. В портфеле, прикрепленном к руке «майора» цепочкой с замком, лежало письмо якобы от Монтгомери к Эйзенхауэру (Монтгомери сам на этом письме поставил свой автограф). В нем, в частности, говорилось: «…Дорогой Джо! Мои доблестные солдаты любят больше корсиканские сардины, чем сицилийское вино. Если ты тоже с этим согласен, то 28 апреля 1943 года вывеси в Анкаре на здании посольства рядом с американским флагом и наш английский флаг…» Англичане переправили «майора» — этого якобы курьера от Монтгомери — из морга в специальном охладительном костюме в Марсель, где тайно поместили его в подводную лодку, и стали ждать…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});