Белая эмиграция в Китае и Монголии - Сергей Владимирович Волков
Весть об окончании войны в Шанхае распространилась почти немедленно. Высадка американских представителей, которые сбросили где-то в районе Ханьчжао «джип» и приехали на нем в Хамилтон-отель (в центре Сеттльмента, против здания муниципалитета), где и обосновали свой штаб. По лицам японцев было видно, что они морально убиты происшедшим, но по виду ничто не изменилось: на улицах города поддерживался прежний порядок и жизнь населения текла своим чередом.
В дальнейшем события менялись как в калейдоскопе: японцы свозили на поле Рейс-Корса свои танки, танкетки и грузовики, готовя их к сдаче американцам. Японцы уже безоружны. Они сознательно портят свои машины, обращаясь с ними исключительно небрежно. На улицах города появляются американские военные машины. В назначенный день (не помню даты) в город «официально» вступают союзники: первыми проходят китайские войска, восторженно встречаемые китайской толпой, за ними появляются американцы. В городе бесчисленные демонстрации «победы». Одна из этих демонстраций проходила мимо нашей казармы по Мохау к род. В голове этой демонстрирующей толпы, окруженный китайскими, американскими и английскими флагами, с советским флагом в руке шел Жиганов – бывший капитан и редактор-издатель альбома «Русский в Австралии». Еще совсем недавно он считался «ярым белым эмигрантом». С ним шла кучка советской молодежи, которая что-то орала, показывая на окна нашей казармы.
Отряд продолжал нести свою обычную службу на улицах, и чины его по-прежнему выходили на службу вооруженные пистолетами «Кольт-38». Сразу же после вступления в город союзников были открыты ворота лагерей, в которых сидели интернированные англичане и американцы. Почти в первый же вечер в нашей казарме оказался Робертсон (наш прежний старший начальник), чиф-инспектор Тэтстолл и еще кое-кто из бывших служащих муниципальной полиции. С ними был какой-то офицер-кавалерист. Слишком скромно (так как мы сами ничего не имели), но очень радушно угощали мы дорогих гостей в нашем «Оффисерс месс». Все были рады окончанию войны, но в наши души невольно закрадывалась мысль: «А что будет с нами теперь? Ведь Международного Сеттльмента уже больше нет. Захочет ли новая китайская администрация держать нас у себя на службе?» Робертсон заверял нас, что мы будем продолжать службу, так как китайцы пригласили его «советником» по полицейским делам на территории бывшего Сеттльмента и он будет отстаивать «свой Отряд».
Визиты англичан в наш «Оффисерс месс» не прекращались. В один из таких визитов Робертсон, спускаясь по ступенькам трибун к ожидавшей его машине, оступился, упал и сломал себе ключицу. После оказания ему первой медицинской помощи в нашем отрядном около дке мы перевезли его в Дженерал Госпиталь, где ему наложена была гипсовая повязка. Робертсон «вышел из строя» по крайней мере на пять-шесть недель и, конечно, не мог уже думать о какой-либо службе. События же в то время развивались чрезвычайно быстро: в городе должна была быть какая-то полиция. Новая администрация Шанхая, ознакомившись со службой и поведением командира, офицеров и всех чинов отряда во время войны, объявила, что Русский отряд остается у них на службе.
Приезжал какой-то «большой представитель» нового городского управления, «осматривал» отряд, «делал строгие глаза», ругал японцев и марионеточное правительство Ван Чинвея, пел дифирамбы Чан Кайши и, обойдя строй отряда, заявил, что новая администрация вполне удовлетворена службой и поведением всех офицеров и чинов отряда и поэтому оставляет весь отряд у себя на службе, но желающие могут уволиться, если их условия службы не удовлетворят.
Только очень небольшое число чинов отряда воспользовались предложением и уволились со службы. Отряд получил новую кокарду на свои фуражки: позолоченная «жестянка» с синей гоминьдановской звездой на белом фоне в центре, окруженной колосьями риса. С полицейского склада получили китайское полицейское обмундирование, уже достаточно поношенное. В казарме отряда появился новый «контролирующий офицер» отряда – китаец (забыл его фамилию). Это был один из бывших старших офицеров китайского отдела Ш.М.П., а при японцах он занимал пост начальника полицейской станции Лауза (самая важная по своему значению, расположенная в центре Сеттльмента). Он знал отряд еще по прежней его службе при англичанах и поэтому относился к нам очень хорошо.
Японцы продолжали сдавать свое военное имущество китайцам. Среди этого «имущества» оказалось большое число строевых и обозных лошадей. Несчастные животные, забытые побежденными и победителями, в течение нескольких дней стояли без водопоя и голодными у своих коновязей, где-то в районе Янцепу. От них остались одни скелеты, обтянутые кожей.
Новым начальником полиции бывшего Сеттльмента и Французской Концессии назначен был какой-то китайский генерал, служивший в кавалерии. Узнав об этих лошадях, он немедленно решил использовать их, создав конную полицейскую часть: будет и красиво, и без особых расходов, и полезно, так как конные полицейские могли патрулировать даже самые отдаленные районы города.
Но где же набрать такое число полицейских, умеющих ездить верхом и обходиться с лошадью?! На этот естественный вопрос появился столь же естественный ответ: конечно, в Русском отряде, который в течение своей многолетней службы на Сеттльменте вынужден был не раз менять свое назначение, и всегда очень успешно справлялся с выпавшей на его долю новой задачей. Чин этого отряда был то солдатом, то полицейским, то пожарным, то санитаром и всегда выполнял свои обязанности очень похвально. Начальник отряда, майор Иванов, получил предписание выяснить, сколько человек может дать его отряд для конной полиции, а остальных перевести в специальный резерв полиции для службы пешком, на велосипедах и для выезда по тревоге на наших грузовиках-транспортерах.
Конная часть оставалась на Рейс-Корсе, а подвижной резерв должен был перейти на Гордон род и занять там помещения полицейского депо. «Конных» оказалось свыше ста человек, и из них были сформированы три взвода: 1-й под командой майора Степанищева с младшим офицером лейтенантом Кротовым, 2-й под командой капитана Красноусова, с младшим офицером лейтенантом Давыдзиком и 3-й взвод – под командой капитана Гапановича, с младшим офицером лейтенантом Кибортом. Эта конная часть находилась в непосредственном подчинении самого начальника отряда, майора Иванова, при ней же был оставлен и заведующий хозяйством отряда, капитан Шимордов. Все остальные чины отряда, под командой капитанов Поронника и Лобанова, перешли на Гордон род.
Отряд разделился на две, почти равные по своему составу, части и почти потерял взаимную связь, так как не только довольствие, но и служба этих двух половин отряда были совершенно различными. Майор Иванов оставался начальником всего отряда фактически лишь на бумаге. В нашу конную часть назначили какого-то молодого офицера-китайца, как «офицера для связи» и, по-видимому… для наблюдения за нами (комиссар?!). Он не говорил по-английски, но был весьма общителен. Разговаривали мы с ним через китайца-переводчика, которого тоже
