Олег Гриневский - Перелом. От Брежнева к Горбачеву

Гриневский: Маршала дезинформировали. В Стокгольме делает уступки не только Советский Союз, но и США. Они уже сняли свое неприемлемое для нас требование об обмене статической информацией, пошли на уведомления о 90% деятельности ВВС, фактически согласились на уведомления о передвижениях и перебросках войск. Перед заседанием Политбюро мы провели подсчет: США и НАТО сделали уступки по 26 пунктам; Советский Союз и ОВД —  по 19. Так что даже простая арифметика говорит в нашу пользу — бездумно свои позиции мы не сдаем.

Я полностью согласен с маршалом Ахромеевым, что инспекция поведет к раскрытию дислокации и боеготовности советских войск в Европе. Но почему он умалчивает, что в равной мере будет раскрыта дислокация и боеготовность войск США и НАТО в Европе?

Теперь кому это выгодно или невыгодно с точки зрения обеспечения безопасности. Открытость явно невыгодна тому, кто готовит внезапное нападение. Инспекции могут обнаружить и сорвать его планы. Советский Союз на уровне высшего руководства не раз заявлял, что не применит первым ни ядерных, ни обычных вооружений. Поэтому конкретным выражением этой политики должна быть готовность к инспекциям и заинтересованность в них прежде всего потому, что США и НАТО не готовы взять на себя обязательства не применять первыми силу.

Наконец, проведение инспекции отвечает интересам безопасности Советского Союза, который нуждается в мире и стабильности в Европе, как одном из важных условий для проведения внутренних реформ и перестройки. Инспекция поведет к большей открытости военной деятельности и, следовательно, снимет риск войны в результате ошибки, просчета или неправильного понимания действий другой стороны. Все это позволит снизить военные расходы и сократить Вооруженные Силы, разумеется, на взаимной основе, высвободив дополнительные средства для экономического обновления страны.

Что же касается условий для проведения инспекций, о которых говорил здесь маршал, то делегация сможет их выполнить. Тем более, что и Запад предлагает исключить закрытые районы и оборонные объекты.

По мере того, как я говорил, лицо маршала становилось багрово— красным от гнева, и, не дав мне закончить, он вскочил и, сверкая глазами, стал выкрикивать:

— Нельзя спокойно слушать, когда говорят такие вещи, и где — в этих святых стенах, на Политбюро! Нас здесь пытаются убедить, что раскрытие врагу своей боеготовности отвечает интересам Родины! И это не просто не понимание казалось бы элементарных вещей. Это сознательная линия на нанесение ущерба безопасности страны! Это предательство! Если подходить с политической точки зрения, то иной оценки дать нельзя. Как можем мы сказать советским людям...

Но тут Горбачев решительно прервал его:

— Стоп, стоп, Сергей Федорович. Когда ты говорил о безопасности и боеготовности, мы тебя внимательно слушали. Это твоя область деятельности. Но давать политические оценки, принимать политические решения и объяснять их советским людям — это наше дело.

Думаю, правильно определили товарищи, представившие Записку в ЦК: проведение ограниченного числа инспекций ущерба нашей безопасности не нанесет. Разумеется, с теми условиями, о которых говорил здесь Начальник Генерального Штаба — они ведь в директивах записаны. Ну а политическое решение вопроса об инспекциях нам нужно, и оно нам выгодно.

Так что давайте согласимся с предложениями, изложенными в Записке. Есть возражения? Если у кого— нибудь есть сомнения — говорите здесь прямо!

Возражений не было, и Горбачев сказал:

— Хорошо, закончим обсуждение этого вопроса. Приглашенные могут быть свободны.

Мы вышли в предбанник, и тут маршал Ахромеев неожиданно сорвался на истошный, пронзительный крик:

— Вооруженные Силы никогда, никогда, никогда не простят Вам этого!

В предбаннике наступила мертвая тишина, и ко всему привыкшие советские руководители с изумлением смотрели на нас.

Из Кремля я обычно выходил черед маленькую калитку у Спасской башни и, если Собор Василия Блаженного бывал открыт, заходил в него и кружил по узеньким, крутым лесенкам. Покой и величие старинной русской церкви настраивали на возвышенный лад. Но теперь в Собор не зашел — бессильная ярость душила меня. В голове звучал истерический крик Ахромеева — «это предательство». Любого человека такое обвинение выведет из себя. Но у советских людей в генах сидит память, что за такими словами, особенно в этих «святых стенах», неизбежно следовала кара — расстрел или лагеря.

Я почти бегом шел по Красной площади, потом через Александровский сад вышел на Калининский проспект, и всю дорогу одна мысль сверлила мозг: я заставлю его проглотить эти слова. И тут же вроде бы в ответ другая — реалистическая — но как?

У самого МИДа, на Смоленской площади, меня вдруг озарило — ответ пришел сам собой, и я успокоился. Поздно вечером, когда все разошлись, зашел к министру. Он был в благодушном настроении и с любопытством смотрел на меня.

— Эдуард Амвросиевич, — сказал я, — складывается впечатление, что советское руководство не придает серьезного значения Стокгольмскому форуму. Министры иностранных дел и обороны из разных стран специально приезжали на Конференцию. Месяц назад там выступал заместитель министра обороны ФРГ Лотар Рюль. А из Советского Союза никого.

— Вы что, -хотите, чтобы я приехал в Стокгольм? -холодно спросил Шеварднадзе. — Вы же знаете мой график — ни в августе, ни в сентябре я не смогу этого сделать.

— Нет, Эдуард Амвросиевич, я не Вас имею в виду. Но почему бы маршалу Ахромееву не приехать в Стокгольм и не выступить на Конференции. Только что Политбюро приняло  решение — пойти на инспекцию. Это –исторической важности шаг. Первый раз в своей истории Советский Союз даёт согласие на инспекцию. Ну почему его будет исполнять какой— то безвестный посол, а не крупный политический деятель, Начальник Генерального Штаба, маршал Советского Союза? Его публичное заявление о согласии Советского Союза на инспекцию будет ярким проявлением нового мышления — советские военные предстанут миру в ином свете, чем в Афганистане.

Шеварднадзе слушал с кривой усмешкой, а потом произнес:

— Что ж, идея интересная, очень интересная. Я поговорю с Михаилом Сергеевичем. Пусть маршал поедет и познакомится с Западом. А то сидят в четырех стенах и дальше Финляндии носа не показывают.