Олег Царев - Роковые иллюзии

Протоколы ФБР подтверждают предположение, что письма с перечислением преступлений Сталина, которые, как неоднократно свидетельствовал Орлов, он оставил у своего адвоката с условием вскрыть их в случае его смерти, были не чем иным, как фикцией, и что его настоящим «страховым полисом» была пленка, хранящаяся в конверте в сейфе бостонского банка. Эта важная деталь так никогда и не была бы обнаружена, если бы не пересмотр правил министерства финансов США относительно использования иностранцами сейфов для хранения, чего Орловы никак не могли предвидеть. Чтобы оставить как можно меньше следов своего присутствия, они тщательно избегали открывать текущий счет в США, и Мария продолжала снимать наличные деньги со своей канадской банковской сберегательной книжки.

Привычка оставлять включенным свет в квартире по соображениям безопасности была единственной расточительностью, которую себе позволяли Орловы после смерти дочери, освободившей их от обременительных расходов на лечение. С характерным вниманием к мелочам при составлении сметы расходов они настроились жить экономно[701]. Супруги подсчитали, что, если учесть счета за коммунальные услуги, но отказаться от всего, кроме самого необходимого в еде и одежде, при арендной плате в Бостоне в 45–50 долларов в месяц они смогут прожить примерно на 1500 долларов в год. Это позволило бы им растянуть свои денежные сбережения более чем на десяток лет, и лишь потом Орлову пришлось бы искать какую-нибудь работу. Записи о трудовой деятельности увеличили бы риск обнаружения их местонахождения[702].

Проблемы официальной регистрации возникли у Орловых осенью 1940 года, когда конгресс принял закон о регистрации иностранцев. Законопроект, который был реакцией на начало войны в Европе и поток беженцев, хлынувший в США, требовал, чтобы все иностранцы регистрировались и ежегодно проходили перерегистрацию, предупреждая за десять дней о любых изменениях адреса. Опасаясь, что открытая регистрация может подвергнуть его дополнительному риску и что, если он этого не сделает, его подвергнут депортации в Советский Союз, Орлов отправился поездом в Нью-Йорк, чтобы посоветоваться со своим адвокатом[703]. Финерти начал работать в этом направлении в самых верхах министерства юстиции. Он встретился с Фрэнсисом Бидлом, генеральным прокурором США, который, как оказалось, был его старым приятелем. Именно Бидл снабдил Орловых рекомендательным письмом к Эрлу Г. Гаррисону, директору бюро регистрации иностранцев, который получил указание лично заняться этим связанным с секретностью делом[704].

По прибытии в Вашингтон 19 декабря 1940 г. Финерти взял с собой Орловых на неофициальную встречу с Гаррисоном. Объяснив необычное затруднительное положение, в котором находится его клиент, и угрозу убийства, Финерти упомянул, что генеральный прокурор согласился с тем, что было бы целесообразнее всего найти какую-то возможность зарегистрировать Орловых без указания их местопребывания. Тот факт, что сам Бидл лично заинтересовался этим делом, заставил Гаррисона быть сговорчивым, и он на словах согласился отбросить в виде исключения условие, установленное законом. Он сказал Орловым, что им нет необходимости информировать иммиграционную службу о своем адресе, при условии, что с ними можно будет связаться через Финерти[705].

Чтобы в этой необычной договоренности не было ни сучка ни задоринки, Гаррисон дал подробное указание своему личному помощнику Сюэллу проводить Орловых и их адвоката в здание почтамта на Пенсильвания-авеню. Там Ричард Э. Эглстон, инспектор, занимающийся регистрацией иностранцев, оформил документы Орловых и взял у них отпечатки пальцев. В графе «гражданство» Орлов указал: «Никакого; последнее — гражданин России» и написал свои псевдонимы — Леон Фельдбин и Леон Курник. Он указал адрес отеля «Веллингтон», Бродвей, Нью-Йорк, и манхаттанский адрес своего друга детства Розовского — для связи в чрезвычайных обстоятельствах[706]. Тринадцать лет спустя Эглстон вспомнит по просьбе ФБР, как его удивило, что г-жа Орлова во время этой встречи достала из сумочки собственную промокательную бумагу, чтобы вытереть пальцы; он сказал ФБР, что с Орловыми «обошлись по-особому вследствие телефонного звонка, полученного им» от директора бюро регистрации иностранцев. Он сказал, что у него сложилось впечатление, что все эти особые привилегии были предоставлены Орловым потому, что «они были дальними родственниками кого-нибудь из русского дворянства»[707]. Финерти выразил признательность за необычное внимание к своим клиентам в письмах генеральному прокурору и комиссару службы иммиграции. Гаррисон ответил теплым посланием: «Ваши друзья так серьезно относятся к соблюдению законов, что самое меньшее, что мы могли сделать, это обеспечить все возможное в смысле защиты». Это письменное подтверждение того, что в иммиграционных законах США было сделано исключение по усмотрению высокопоставленных чиновников из Вашингтона. Впоследствии это спасет Орлова от депортации, когда в 1953 году его вызовут для объяснения необычных обстоятельств его регистрации[708].

Затем Орловы возвратились в Бостон к своей спартанской замкнутой жизни в пятидесятидолларовых комнатах дома г-жи Коннелл в Кембридже. Они прожили там еще полтора года, поскольку у Марии установились с хозяйкой дружеские отношения. Г-жа Коннелл впоследствии рассказывала в ФБР, что г-жа Берг говорила ей, что раньше они с мужем жили в Лос-Анджелесе, где у ее мужа была книжная лавка. Она вспоминала также, что за два года, которые Берги прожили в ее доме, они почти все время находились в квартире, выходя из дому лишь изредка[709].

Как раз во время одного из своих редких выездов в Бостон, 16 августа 1941 г., Орловы испытали неприятное потрясение. Когда они пришли в банк, чтобы открыть свой сейф, их пригласили в кабинет управляющего банковскими сейфами. Прошло уже около шести месяцев с тех пор, как они в последний раз открывали свой сейф. Между тем президент Рузвельт издал указ, согласно которому замораживалась вся собственность стран «оси» в Соединенных Штатах, что было предпринято в ответ на агрессию Японии в Индокитае. Для ужесточения этих мер требовалось также, чтобы лица, имеющие личные сейфы в банках, предъявляли удостоверения о натурализации или предоставляли банку подробную опись содержимого их сейфов. Когда Орловым сообщили о новых правилах, они были вынуждены признать, что не были натурализованы. У банковского служащего сразу же возникли подозрения, когда мужчина сказал, что у него нет времени сделать это тотчас же, поскольку «он спешит». Однако, когда Орлов пообещал вернуться через десять дней, ему разрешили изъять два паспорта и сберегательную книжку канадского банка. За тем, как они открывали сейф, наблюдал клерк, впоследствии рассказавший ФБР о пленках. Он добавил, что Бергам очень хотелось изъять и пленки, но он не разрешил им сделать это[710].