Олег Царев - Роковые иллюзии

Шумейкер принял меры, чтобы решение Орлова постоянно проживать в США не было нигде официально зарегистрировано. Впоследствии Финерти будет утверждать, что поездка его клиента в Вашингтон является доказательством получения Орловым официального разрешения не регистрироваться в качестве иностранца. Теперь для семьи Орловых был открыт путь, чтобы по-настоящему уйти в подполье. Это они и сделали в начале 1939 года, отправившись на западное побережье. В Калифорнии Орлов еще более увеличил расстояние между собой и своими преследователями, направленными из Москвы. Врачи, с которыми они консультировались по поводу ревмокардита дочери, тоже утверждали, что мягкий климат этого штата будет для нее благоприятен. Но прежде чем сесть в трансконтинентальный экспресс, следующий на Запад, Орлову предстояло еще одно дело: связаться с Троцким, чтобы предупредить его о готовящейся операции по его уничтожению[684].

Орлов впоследствии будет свидетельствовать, что решил предупредить самого главного врага Сталина о планах его убийства одним из членов его окружения по имени «Марк», после того как он узнал о зловещей роли Зборовского в семье Седова. Весьма любопытно, что Орлов, будучи в Испании соучастником сталинской кровавой мести троцкистам по всему миру, подверг себя некоторому риску, пытаясь предупредить Троцкого о заговоре против него. Это было бы сочтено Москвой прямым нарушением условий заключенного с ним договора. Именно это соображение заставило Орлова замаскировать источник предупреждения, придумав новую «легенду». Назвавшись русским эмигрантом, дядей сбежавшего советского генерала Люшкова, он сообщил Троцкому, что его племянник написал ему из Японии о «важном и опасном агенте-провокаторе, который уже давно является помощником вашего сына Седова в Париже». Дав лишь физическое описание Зборовского и упомянув его имя — «Марк», «доброжелатель», назвавшийся «Штейном», предупредил Троцкого, что этот опасный агент НКВД организовал кражу его архивов из института Николаевского. Он намекнул также, что тот, возможно, был причастен к смерти его сына Седова. Люшков, говорилось в письме, «выразил обеспокоенность попыткой Москвы внедрить в окружение Троцкого убийц с помощью этого агента-провокатора или через агентов из Испании, прикидывающихся испанскими троцкистами»[685].

«Берегитесь, — писал в заключение Орлов. — Не доверяйте никому — ни мужчине, ни женщине, — кто, возможно, придет к вам с рекомендациями от этого провокатора». Письмо от «Штейна», написанное в русской транскрипции на машинке с латинским шрифтом, было без подписи. Идентичные копии его были отправлены Орловым Троцкому и его жене на адрес их убежища на вилле в Койокане неподалеку от Мехико. «Штейн» предлагал Троцкому связаться с ним, чтобы получить дополнительную информацию, поместив объявление в январском или февральском выпуске «Socialist Appeal», троцкистской газеты, издаваемой в Нью-Йорке[686].

Согласно близким к Троцкому источникам, он счел письмо «Штейна» преднамеренной мистификацией НКВД, имеющей целью вызвать у него панику и развалить его организацию[687]. Тем не менее он распорядился, чтобы в «Socialist Appeal» поместили объявление, в котором говорилось: «Я настаиваю на том, чтобы вы пришли в редакцию и поговорили об этом с товарищем Мартином». Орлов впоследствии утверждал, что он последовал этим указаниям без ведома жены, которая считала себя главным стражем безопасности своего мужа. Он рассказывал, что зашел в редакцию этой газеты и, когда спросил товарища Мартина, ему указали на него; его смуглость давала основания предполагать не русское, а венгерское происхождение. «Он не вызвал у меня большого доверия», — вспоминал Орлов, рассказывая, что решил не входить в кабинет Мартина и не говорить, что он «Штейн». Вместо этого он попытался связаться с Троцким по телефону, когда в феврале приехал в Сан- Франциско. Один раз ему удалось дозвониться до секретаря, но, как сказал Орлов, Троцкий, по-видимому, не хотел подходить к телефону, потому что думал, что это звонит очередной журналист в надежде «поэксплуатировать» его[688].

Тем и закончилась попытка Орлова предупредить Троцкого о нависшей над ним угрозе убийства. Подтверждение этому можно найти в архивах НКВД, показывающих, что весть об этом предупреждении действительно достигла Москвы через одного агента НКВД, внедрившегося в окружение ссыльного советского лидера на вилле в Койокане. Центр, по-видимому, попался на обман Орлова, поверив, что источником предупреждения был генерал Люшков, когда весть о письме «Штейна» почти год спустя была передана через Зборовского в Москву в шифрованной телеграмме из парижской резидентуры от 25 июня 1939 г. В ней говорилось:

«21 июня 1939 года «Соседка» [псевдоним НКВД для обозначения Лилии Эстриной из окружения Троцкого] возвратилась из Америки. В тот же день «Тюльпан» [Зборовский] встретился с ней в присутствии Эльзы и Гершуни [еще двух членов его окружения]. Она рассказала, что «Старик» [Троцкий] прежде всего расспрашивал ее о «Тюльпане». Он сообщил ей, что на «Тюльпана» получен донос, написанный в двух экземплярах: один получен заказным, другой — простым письмом. Автор доноса якобы родственник Люшкова, живет в Сан-Франциско, подписался фамилией «Штейн». Штейн имел якобы свидание с Люшковым, когда тот сбежал в Японию. Люшков передал Штейну ряд данных о работе советской разведки за границей и просил Штейна предупредить «Старика» о том, что среди них сидит предатель по кличке «Марк», ходит в очках и имеет ребенка одного года. До 1938 года «Марк» работал с Николаевым и появился неизвестно откуда. Штейн сообщил, что «Марк» будто бы был членом Польской КП, но это непроверено. Фамилии «Марка» Люшков не помнит. «Марк» был тенью «Сынка» [Лев Седов], сообщал в ГПУ материалы, крал троцкистский архив. Штейн просил «Старика» не доверять никому, кто явится к нему с рекомендациями «Марка»[689].

Штейн просил также, чтобы «Старик» поместил ответ в газете «Socialist Appeal», что «Старик» и сделал, однако автор [письма с предупреждением] не появился.

«Соседка» заявляет, что «Старик» не поверил доносу и считает письмо провокацией ГПУ. Эльза подтвердила, что это провокация ГПУ. «Соседка» сказала, что и на нее имеется донос. Это письмо В[иктора] Сержа, в котором она фигурирует как агент ГПУ»[690].

В ответ на это сообщение Центр сначала решил, что Зборовскому следует написать письмо Троцкому, объяснив предупреждение относительно него злонамеренной клеветой. Однако «Тюльпан» отклонил этот вариант в своем ответе от 15 июля 1939 г. Он утверждал, что это только ухудшит ситуацию, указав, что «ни один член организации» никогда не обвинял его и что Троцкий сам считает данное предупреждение «провокацией». Поскольку Троцкий использовал Эстрину для передачи ему секретных инструкций, он, очевидно, все еще ему доверяет. Кроме того, «„Гроль" [Кривицкий] в своих показаниях относительно агента, затесавшегося в среду троцкистов, не сказал ни слова против него, а только выдвинул обвинения против Сержа». Эльза, которая у Троцкого была «экспертом» по НКВД, сняла с него всякое подозрение и по-прежнему благоприятно отзывалась о нем, писал Зборовский. Рассмотрев эти доводы, Центр согласился, что агент «Тюльпан», должно быть, действительно вне подозрений и что сам Троцкий отмел письмо «Штейна» как провокацию НКВД[691].