Дэвид Шилдс - Сэлинджер

По мнению большинства читателей, если «Симор» – это максимальное приближение к грани читаемости, логики и здравого смысла, то повесть «16-й день Хэпворта 1924 года» (New Yorker, 19 июня 1965 года) – уже полный выход за эту грань: семилетний Симор поет философские и религиозные арии. Бадди воспроизводит для нас невероятно изысканное, вычурное письмо Симора, добавляя дополнительный слой наставничества между нами и божеством в соответствии с иерархией наставников, описанной в «Провозвестии Шри Рамакришны», цитаты из которого появляются в словах и Симора, и Бадди. Симор пишет: «Раджа-йога и Бхаки-Йога, два крохотных умилительных томика как раз подходящих размеров, чтобы носить в кармане обычным подвижным мальчикам вроде нас; автор – Вивекананда, индиец, один из самых увлекательных, оригинальных и образованных гигантов пера изо всех, кого я знаю. Сколько буду жить, никогда не перестану питать к нему неисчерпаемую симпатию, вот увидите. Я бы запросто отдал десять лет жизни, может, и больше, за то, чтобы пожать ему руку или хотя бы обратиться к нему с коротким уважительным приветствием при встрече где-нибудь на улицах Калькутты или в любом другом месте»[515]. Это – уже из житийной литературы.

После «Над пропастью во ржи» Сэлинджер перестал быть романистом, писателем. В известном смысле его можно рассматривать как человека, который более не был особо привержен художественной литературе, по меньшей мере, в традиционном понимании художественной литературы. Он стремился писать (и действительно писал) «литературу мудрости» – метафизические, духоподъемные сочинения, в которых Сэлинджер адаптирует просветления Востока для потребления на Западе. Как пишет Сом П. Ранчан в книге Adventure in Vedanta: J. D. Salinger’s The Glass Family («Путешествие в Веданте: цикл о семья Гласс Дж. Д. Сэлинджера»):

Одним из откровений великого философа Веданты Вивекананды было перенесение Веданты из монастырей и лесов, где это учение впервые было открыто и проповедано мудрецами и учениками, в основное течение повседневного бытия. Заслуга творческого гения Сэлинджера в том, что он сделал это. Он привнес учение Веданты в обычный порядок учения и поведения. Сэлинджер ввел Веданту в нью-йоркские квартиры, их гостиные и спальни. Он привел воды Ганга из головы Шивы в ванну, где, как дельфин, плещется Зуи, читающий письмо брата, полное дзэнских прозрений и подтверждений из Веданты. Сэлинджер транслировал учение по всей Америке через программу «Умный ребенок», в которой звучали детские голоса. Он заставляет нас вдыхать учение с дымом сигарет и сигар. И пока мы вдыхаем дым только что закуренных Зуи сигар, пока едем на такси с «подкрученными» счетчиками и роемся в переполненных пепельницах, Сэлинджер делает Веданту реальной, то есть совершает то, чего не смог совершить Раджа Рао, называвший себя философом Веданты. Таким образом, Веданта перестала быть священным учением, предназначенным для узкого круга монахов… Одним словом, откровение Рамакришны стало реальным, и это было сделано с таким озорством, такой энергией, такой метафизической, глубинной, символической серьезностью. Следует, наконец, сказать, что у Сэлинджера было глубокое понимание образов действий, примеры которых приведены в «Фрэнни и Зуи», отправления религиозных обрядов, описанных на примере Бадди, и сокровенного знания и любви, примеры которых даны в образе Симора. А в начале, конце их всех – и за ними, примерами разных подходов, – стоит динамичная Мать Бесси, которая является помешанной, космической вибрацией Премы[516] и любви[517].

В книге The Holly Refusal: A Vedantic Interpretations of J. D. Salinger’s Silence Дипти Паттанаик пишет: «Таким образом, традиционная тема поиска в романе «Над пропастью во ржи» постепенно уступает место рассказам, которые все сильнее связаны с мистицизмом. Сэлинджер переносит действие своих поздних рассказов и повестей из самых людных мест мира в нарциссически автономные семьи, где действуют герметически изолированные от мира индивидуумы. Параллельно со сдвигом тем происходит и предсказуемое оскудение языка. Происходит движение от слэнга Холдена, языка массового потребления, к голосу солипсиста, голосу, который часто произносит монологи (голосу Бадди), в которых разглашаются секреты (из письма Симора), даются советы (их дает Фрэнни Зуи). Голос говорит с самим собой и о самом себе (Бадди как художник рассказывает о тонкостях литературного творчества). Это почти монастырский голос»[518].

И действительно, последние повести Сэлинджера – «Зуи», «Симор», «Хэпворт» – с их рыхлой формой, накладывающимися друг на друга рассказами, дневниковыми записями, письмами, сократическими диалогами, турнирами соперничающих учителей мудрости, – сильнее всего напоминают «Провозвестие Шри Рамакришны». Человек и писатель, некогда выступавший против всех признанных авторитетов и принципов, подчинился догмам религии. А после того, как он сделал это, у него не было иного пути, кроме пути в глубь леса молчания.

Бардах так обобщает три догмата Веданты: «Ты – не твое тело», «Ты – не твой ум», «Отрекись от имени и славы»[519]. Это – освобождение Сэлинджера от анатомических дефектов, от послевоенной психической травмы. Это – содержание последних 45 лет жизни Сэлинджера. Его преданность Веданте была, несомненно, самой серьезной и самой длительной привязанностью его жизни. Его религиозное служение прямо зависело от его послевоенной травмы. Оно было душераздирающей попыткой выйти из травмы, но обернулось вторым самоубийством. В первый раз Сэлинджера убила война, во второй раз – Веданта.

Разговор с Сэлинджером – 9

А. Скотт Берг: Я никогда не встречался с Сэлинджером, но был близок к такой встрече. В начале 70-х годов, когда я собирал материалы для книги о Максе Перкинсе [легендарном редакторе произведений Хэмингуэя, Фицджеральда и Томаса Вулфа], я много времени провел с родственниками Перкинса. Некоторые из них жили в родовом доме семейств Эверреттов и Перкинсов, который находился в Виндзоре, штат Вермонт. А на другом берегу реки Коннектикут, прямо за самым длинным в США крытым мостом, уже в штате Нью-Гэмпшир, находится Корниш.

Я приехал к сестре Макса Перкинса. Ее звали Фанни Кокс, она была женой Арчибальда Кокса-старшего и матерью Арчибальда Кокса, прокурора, который вел Уотергейтский процесс. Она пригласила меня к обеду. Пока мы сидели за обедом, я сказал: «Боже, знаете, когда я ехал сюда, мне пришло в голову, что за крытым мостом находится Корниш. Там живет Дж. Д. Сэлинджер. Вы когда-нибудь его видели?» Миссис Кокс ответила вопросом: «А зачем вам знать это?» Я сказал: «Просто любопытствую». На что она сказала: