Леонид Млечин - Сталин. Наваждение России
В зале засмеялись…
Чистка органов от преступников-чекистов не удалась.
В Донецкой области комиссию по пересмотру дел возглавлял секретарь обкома Александр Павлович Ляшко. Он предложил первому секретарю обкома Ивану Павловичу Казанцу провести открытые судебные процессы над виновниками массовых репрессий.
«Ко мне пришел один посетитель, — рассказывал Ляшко. — Он от звонка до звонка отсидел восемнадцать лет. Его, обвиняемого в участии в правотроцкистской организации, на допросе жестоко избивали. Он сказал: “Я встретил своего палача, избивавшего меня резиновой дубинкой”. И назвал фамилию».
Явившийся по вызову Ляшко сотрудник госбезопасности рассказывал, что их группа, позже откомандированная на Северный Кавказ, получила задание уничтожить две тысячи врагов народа:
— Двое держали жертву за руки, а третий набрасывал на шею петлю.
— Уходите немедленно! — не выдержал Ляшко.
Ему показалось, что в глазах рассказчика мелькнуло безумие.
— Я не душил. Я только держал…
Ляшко ночь не спал, а утром пошел к первому секретарю с предложением исключить этого мерзавца из партии и вообще проверить кадры областного управления госбезопасности. Казанец посоветовался с руководителем Украины Подгорным. Тот согласился, что безнаказанность недопустима. Но когда Казанец пересказал предложение, выдвинутое Ляшко, о сплошной проверке кадров и проведении открытых процессов над обвиняемыми в массовых преступлениях, Николай Викторович вскипел:
— Пусть ваш Ляшко в кадры КГБ не лезет! Это не его дело! Если поступить так, мы за две недели разгоним органы. А без них жить нельзя! Секретарю обкома надо это понимать. В Москве ведь не спешат? Пощипали кое-кого после съезда, да и то негромко. Там у Никиты Сергеевича положение непростое.
Пересказав разговор с Киевом, Казанец приказал Ляшко:
— Будем, значит, спешить медленно. Пока передавайте на рассмотрение в партийные организации дела только тех, на кого поступили заявления. А там видно будет…
Хрущев говорил Твардовскому:
— Мне многие пишут, что аппарат у нас сталинский, все сталинисты по инерции, что надо бы этот аппарат… Я отвечаю, что да, в аппарате у нас сталинисты, и мы все сталинисты, и те, что пишут — сталинисты, может быть, в наибольшей степени. Потому что разгоном всех и вся вопрос тут не решается. Мы все оттуда и несем на себе груз прошлого, но дело в преодолении навыков работы, навыков самого мышления, в уяснении себе сути. А не в том, чтобы разогнать.
Разгонять даже прожженных сталинистов Хрущев не стал. А преодолеть сталинизм не получалось, потому что он прорастал из самой советской системы. Чтобы избавиться от сталинизма, следовало изменить все политическое устройство страны. Об этом Хрущев и подумать не мог. Хотя на XXII съезде партии в октябре шестьдесят первого устроил новое, более основательное наступление на сталинизм. На съезде прозвучала беспрецедентная критика Сталина. Выступали репрессированные коммунисты.
Почему Никита Сергеевич вновь заговорил о сталинских преступлениях? Десталинизация помогала избавиться от целого слоя старых работников, которые перестали быть нужными Хрущеву. Но была и другая причина. Все эти годы ему продолжали докладывать о том, что происходило на Лубянке при Сталине. Он не мог оставаться равнодушным.
— Товарищи! — говорил Никита Сергеевич. — Время пройдет, мы умрем… но пока мы работаем, мы можем и должны прояснить некоторые вещи, сказать правду партии и народу… Сегодня, естественно, нельзя вернуть к жизни погибших… Но необходимо, чтобы все это было правдиво изложено в истории партии. Это необходимо сделать для того, чтобы подобные факты в будущем не повторялись.
Председатель КГБ СССР Шелепин выступил на утреннем заседании 26 октября с резкой антисталинской речью. Александр Николаевич впервые процитировал мерзкие и циничные резолюции, которые Сталин и его соратники ставили на просьбах арестованных разобраться, сказал, что они «несут прямую, персональную ответственность за их физическое уничтожение». Выступление Шелепина было, возможно, самым заметным и важным на всем съезде. В следующий раз с трибуны партийного съезда о сталинских преступлениях заговорят уже в годы перестройки.
Заключительным аккордом XXII, последнего хрущевского, съезда стало решение вынести Сталина из Мавзолея. 13 октября, когда съезд уже заканчивал работу, первый секретарь Ленинградского обкома Иван Васильевич Спиридонов зачитал предложение переместить прах Сталина из Мавзолея в другое место. Его поддержал первый секретарь московского горкома Петр Нилович Демичев.
Следующим должен был выступать первый секретарь ЦК компартии Грузии Василий Павлович Мжаванадзе. Такое серьезное предложение обязательно должны были поддержать земляки Сталина. Второй человек в партии — секретарь ЦК Фрол Романович Козлов заранее договорился с Василием Павловичем. Но на утреннее заседание хитрый Мжаванадзе пришел с завязанным горлом. Шепотом объяснил, что у него начался воспалительный процесс, он потерял голос и говорить не может.
Вместо него на трибуну отправили председателя Совета министров Грузии Гиви Дмитриевича Джавахишвили. Он был верным соратником Мжаванадзе и должен был выручить старшего товарища, не желавшего выступать против Сталина. Джавахишвили довольно невнятно сказал, что Грузия согласна с предложением вынести гроб Сталина из Мавзолея.
Съезд проголосовал за это предложение:
«Признать нецелесообразным дальнейшее сохранение в Мавзолее саркофага с гробом И. В. Сталина, так как серьезные нарушения
Сталиным ленинских заветов, злоупотребления властью, массовые репрессии против честных советских людей и другие действия в период культа личности делают невозможным оставление гроба с его телом в Мавзолее В. И. Ленина».
«Вчерашний день — решение съезда о Мавзолее, — записал в дневнике Твардовский. — Да, нехорошо, нужно исправить ошибку 1953 года, но как было бы благопристойнее, если бы не было этой ошибки.
Я могу попрекать себя за стишки, которые тогда были искренними — “И лежат они рядом…”, но кого попрекать за то, что он положен был рядом. Так велика была инерция принятого, утвержденного всеми средствами воздействия на сознание равенства этих личностей (даже более, чем равенства)».
Начальника 9-го управления КГБ генерал-лейтенанта Николая Степановича Захарова и его заместителя коменданта Кремля генерал-лейтенанта Андрея Яковлевича Веденина предупредили заранее. Хрущев пригласил их в комнату президиума:
— Место обозначено. Комендант Мавзолея знает, как рыть могилу. Инструкции получите от товарища Шверника. Необходимо, чтобы перезахоронение прошло без шума.
