Рефат Аппазов - Следы в сердце и в памяти

Забегая вперёд, поделюсь ещё одним удивительным, малоправдоподобным наблюдением: за всё время пребывания в Германии я ни разу не увидел на улице не только пьяного, но даже заметно подвыпившего немца. Возможно, это было особенностью только таких маленьких провинциальных городков, как Бляйхероде, в которых неблаговидный поступок любого человека мог стать достоянием всего населения.

Когда во время танцев играли всеми любимые популярные мелодии, такие, как "Рио-рита", "Розе мунде", "Ля полюма" ("Голубка") весь зал тихо подпевал и раскачивался в такт мелодии. Это выглядело очень красиво. У немцев очень много мелодий маршеобразного ритма, под которые танцуют фокстрот. Но каково было наше удивление, когда вдруг заиграли "Стеньку Разина" и все дружно стали петь что-то похожее на гимн. Когда у наших соседей мы стали интересоваться, откуда они знают эту мелодию, они в свою очередь удивились нашему вопросу, так как были убеждены, что это исконно немецкая мелодия. Какие были слова в этой песне - я до сих пор не знаю. Но в том, что немцы считают эту мелодию своей, я имел возможность убедиться неоднократно. Даже тогда, когда я покупал в магазине губную гармошку, правильность её настройки на до-мажор демонстрировали именно на "Стеньке Разине". Кстати сказать, я довольно быстро освоил технику игры на губной гармошке, и в наших музыкальных импровизациях частенько менял мандолину на неё, если под рукой оказывалась гармошка нужной тональности. До сих пор у меня сохранились в прекрасном состоянии две малые гармошки с надписью на них С-dur, которыми иногда пользуюсь, когда предаюсь воспоминаниям о немецком периоде своей жизни или хочу продемонстрировать кому-либо возможности этого маленького многоголосого инструмента.

Первую экскурсию мы с Николаем совершили к Йене. Этот город стал всемирно известным благодаря заводу Цейса, выпускающему превосходную оптическую продукцию и приборы точной измерительной техники. Мы надеялись там попутно приобрести очки. По пути остановились в нескольких немецких сёлах, так как нам было интересно сравнить их с русскими. Сёл как таковых в нашем представлении мы не увидели. К любому населённому пункту вели асфальтированные дороги, улицы внутри населённых пунктов также асфальтированы или выложены брусчаткой. Дома чаще всего двухэтажные кирпичные, каменные, совсем не похожи на наши деревянные хаты. Перед домами цветники; ни гусей, ни кур, ни свиней, пасущихся там и сям, не видно. Нам удалось заглянуть вовнутрь двух домов. Сразу было видно, что в одном из них живут довольно зажиточные люди, обстановка в нём была более богатой, чем в квартире, в которой я жил в Бляйхероде. Другой дом был обставлен беднее, и порядка в нём было меньше, чем в первом. В обоих домах мы угостили хозяев сигаретами, побеседовали с ними несколько минут и попрощались. Мы успели заметить, что в обоих домах были ванные комнаты, а, следовательно, водопровод и канализация, в кухне стояли газовые плиты и холодильники, о чём мы в России имели тогда смутное представление, и, конечно, электрическое освещение. По отношению к себе мы не заметили ни подозрительности, ни лести, ни признаков какого-либо беспокойства. Видимо, присутствие советских людей воспринималось ими как неизбежное следствие войны, к которому надо относиться спокойно.

Когда мы доехали до Йены, в самом центре города на глаза попался тот самый магазин, который мы хотели найти. Покупателей, кроме нас, не было, и мы не спеша подобрали для себя нужные очки: я - с выпукло-вогнутыми стёклами на минус шесть диоптрий, а Николай - простые затемнённые, солнцезащитные. Хозяин магазина нам объяснил, что это единственный магазин в городе, торгующий оптикой. Производство на заводе Цейса ещё не налажено, так что приходится торговать той продукцией, которая оставалась на складе. С большим сожалением он рассказал нам, что завод национализирован, и теперь им не владеет господин Цейс, но он, вероятно, по-прежнему будет управлять им. "Хорошо, если бы он остался, - сказал нам владелец магазина и добавил, - господин Цейс прекрасный человек, и все в нашем городе его очень любят и переживают за него". Через какое-то количество лет мы из наших газет узнали, что господин Цейс добровольно передал все свои предприятия в собственность государству, а сам он был назначен директором фирмы. Видимо, в его распоряжении оставался этот единственный шанс, позволяющий ему сохранить и уберечь от развала и разграбления своё любимое детище.

В другой раз Николаю удалось достать машину на целых два дня, и мы совершили довольно большое путешествие, побывав в городах не очень далеко расположенных от нас, по маршруту Бляйхероде - Веймар - Эрфурт - Галле - Гера - Лейпциг - Бляйхероде. Описывать свои впечатления об этих городах я не стану, так как ничего не добавлю к тому, что может почерпнуть любопытный читатель из многих источников, во-первых; и, во-вторых, потому что наша ознакомительная экскурсия была столь скоротечной, что я бы не рискнул навязывать читателю свои поверхностные суждения.

Баронесса Рената фон Перфаль

Мои предчувствия о том, что в новой квартире отношения сложатся лучше, чем со старым фашистом, к моему большому удовольствию, оправдались. И фрау Хаммер, и Рената постепенно стали относиться ко мне с возрастающим доверием, несколько раз пригласили к вечернему чаю, я со своей стороны угостил их шоколадом, сахаром и маслом, полученными в виде сухого пайка, чем вызвал их неподдельную благодарность. Как-то фрау Хаммер попросила меня называть её фрау Эльза, как это принято между хорошими знакомыми. Рената её называла либо Эльзхен, либо Мути, то есть уменьшительными от Эльза и мама. Вскоре они посвятили меня в некоторые свои семейные тайны.

Оказалось, что фрау Эльза вовсе не тётушка Ренаты, а гувернантка, ставшая для Ренаты как бы приёмной матерью. Рената была самой младшей, восьмой дочерью супругов фон Перфаль. Мать её умерла при родах, отец во второй брак не вступил, и таким образом вырастила и воспитала Ренату именно фрау Эльза, которая к ней относилась, как к своей родной дочери. Фрау Эльза никогда замужем не была, своих детей у неё не было, и всю жизнь она прожила в семье барона фон Перфаль. "Поэтому, - сообщила она мне с заговорщическим видом, - я, если говорить честно, не фрау Эльза, а фрёйляйн Эльза! Но вы называйте меня фрау Эльза". Конечно, меня заинтересовал вопрос, где же отец Ренаты. Оказалось, что он в американской зоне оккупации.

Семья баронов фон Перфаль относилась к старинному дворянскому роду. Больших капиталов, недвижимости, доходов она не имела. Сам барон получил инженерное образование и работал начальником районной электростанции до самого конца войны. Когда Тюрингию заняли американские войска, ничего здесь не изменилось, но когда она по соглашению между союзниками была включена в советскую зону оккупации в обмен на сектор в Берлине, многие решили здесь не оставаться. "Отец ненавидел фашистов, - рассказывала позже мне Рената, - но ни в каких тайных антифашистских организациях он не участвовал. Он вообще старался как можно дальше быть от всякой политики. Коммунистов он тоже не любил и не знал, чего от них можно ожидать", - под строгим секретом говорила она, когда мы познакомились поближе.