Михаил Полторанин - Власть в тротиловом эквиваленте. Тайны игорного Кремля

Наконец вопрос о судьбе «Известий» Хасбулатов вынес на обсуждение сессии Верховного Совета. Мне предложили выступить перед депутатами.

У меня было компромиссное предложение, которое мы обговаривали заранее: «Известия» остаются независимыми, но какое-то время используются как носитель для вкладыша — издания парламента. Для этого Верховный Совет должен создать свою редакцию — она будет готовить еженедельные четырехполосные вкладыши. И за определенную плату известинцы начнут их доставлять подписчикам вместе со своей газетой.

Членов редколлегии «Известий» тоже вытащили на заседание: они молча ожидали своей участи, пристроившись в правом углу зала. А депутаты будто с цепи сорвались. Журналистов и оскорбляли и ругали за материалы. Кто-то кричал, что газета совсем потеряла совесть: отказалась печатать размышления о жизни его, члена Верховного Совета. Тогда многие депутаты стремились напомнить о себе избирателям через средства массовой информации.

Руслан Имранович предоставил мне слово. Я молчал на трибуне минуту-другую — ждал, когда утихнет шум. Но он не прекращался. Вот тут-то совсем некстати во мне проснулся бес.

— Послушайте, — сказал я депутатам, — ну как вам не стыдно. У вас дел невпроворот, а вы целый месяц мстительно топчетесь на «Известиях». Оставьте в покое редакцию и газету, займитесь страной…

Поднялась буря возмущения — к такому тону здесь еще не привыкли.

Хасбулатов прогнал меня с трибуны.

— Он пришел нас учить, — бросил мне в спину Руслан Имранович. — Учитель нашелся…

Компромиссное предложение озвучить я не успел. И стал врагом не только Хасбулатова, но и значительной части членов Верховного Совета. О совместной работе над созданием четвертой власти теперь не могло быть и речи. Даже законопроект нашего министерства о равных финансовых и налоговых льготах для газет как оппозиционной, так и проправительственной ориентации руководство парламента отмело с порога. Мы были вынуждены продолжать выделение дотаций по заявкам редакций, а в этом случае добиваться объективности крайне трудно.

Пусть не клянут меня свободолюбивые журналисты за срыв: что было, то было. Я готов ради дела посыпать голову пеплом, только подайте результат. Но в настроениях самого Верховного Совета уже чувствовались негативные перемены: многие депутаты как бы устали от демократии, от газетного прессинга и хотели прежних порядков.

Хасбулатов уговорил членов парламента, и они проголосовали за постановление, которым подчинили независимые «Известия» Верховному Совету. Спикер торжествовал. Стал подбирать кандидатов на посты главреда своей газеты и его замов. Засуетились по коридорам Белого дома различные претенденты.

Но не дремали и сторонники свободной печати. Мои друзья юристы Сергей Шахрай и Александр Котенков вместе с Игорем Голембиовским направили жалобу в Конституционный суд Российской Федерации, и тот признал Постановление Верховного Совета «О газете «Известия» не соответствующим Основному закону страны. Суд «потребовал привести все правоотношения, оформившиеся на основании неконституционного акта, к состоянию, существовавшему до применения этого постановления Верховного Совета РФ». Издание осталось независимым.

Руслан Имранович переживал свое поражение болезненно. Поначалу мы обменивались с ним легкими колкостями в печати, затем во взаимных высказываниях стала просачиваться агрессивность, а потом Хасбулатов принялся называть меня Геббельсом. В одном из интервью он зло сказал: «Мы должны не только снять с работы Полторанина, но и посадить его». «За что?» — спросил журналист. Найдем за что, ответил сердитый спикер.

Удивляюсь способности многих наших политиков уживаться со всеми и при любых поворотах событий. Наблюдаешь за ними и видишь: позавчера они были с красными, вчера — с белыми, сегодня — с голубыми или малиновыми. И всюду они свои, всюду провозглашают искренне то, что принято говорить и делать в очередной их кампании. Такими эластичными вырастают, наверно, с пеленок. Все они долгожители в российской политике.

Мне не позволяли быть со всеми «своим» рабоче-крестьянская прямота и болезненное чувство правды и справедливости (в детстве я даже мечтал быть судьей, чтобы защищать бедных, поскольку насмотрелся на унижения «маленького человека»). И высокие связи не боялся рвать.

Вот были мы на короткой ноге с вице-президентом России Александром Руцким. Дарили по случаю друг другу подарки: «Саша» — «Миша». Я даже придумал Межведомственную комиссию по борьбе с коррупцией и предложил Ельцину поставить Руцкого во главе этой структуры. А то боевой генерал зачах от безделья, сидел в Кремле, перебирая проекты коровников. Затащит к себе в кабинет, разложит листы: «Смотри, и этот коровник можно сварганить?» Ну какой из летчика животновод! Ему коррупцию надо бомбить. Ельцин согласился.

Однажды Руцкой позвонил мне и попросил подъехать к зданию книгохранилища на Профсоюзной улице: «Есть предложение». Многоэтажное книгохранилище, площадью около 50 тысяч квадратных метров, стояло недостроенное — кончилось финансирование. Объект принадлежал нашему министерству, и мы всюду искали средства на его завершение. Неужели вице-президент решил нам помочь?

Подъехал. Возле хранилища уже стояло несколько лимузинов, а Руцкой в сопровождении группы молодых людей кавказской наружности энергично двигался по коридорам и лестничным пролетам пустого здания. «Твоих пристроим сюда, — говорил он одному, решительно выбрасывая вперед левую руку, — а твоих сюда», — и швырял в сторону правую руку. Вице-президент походил на полководца, бросавшего в сражение армейские соединения. Трудно было что-либо понять из их разговора.

— Езжай за нами, там все обсудим, — сказал мне Руцкой, и мы колонной двинулись к Рублевскому шоссе.

Половина первого этажа жилого дома — офис за системой стальных дверей. Стол с коньяком и закусками, кресла, диваны. Руцкой развалился в одном из кресел и стал говорить, что на достройку книгохранилища министерство денег все равно не найдет и надо отдать здание его компаньонам. Проблема с переоформлением документов пусть не беспокоит меня. Компаньоны вице-президента согласно покивали головами и добавили: за это в мою личную собственность перейдет новый трехэтажный особняк в Серебряном бору, на берегу Москвы-реки.

Напор был прямо-таки гусарский. У Александра Владимировича усы топорщились от возбуждения. Я ответил, что это пустой разговор, министерство здание никому не отдаст и попросил Руцкого выйти со мной в коридор.

— Саша, не лезь в дерьмо, — сказал я ему там. — Возле тебя стало крутиться много всяких ханыг. Ты компрометируешь президента.