Василий Захарченко - Олег Антонов
Совсем как в человеческой жизни. Здесь тоже своя взлетная полоса, которую обязательно надо пройти каждому. И не только данному человеку, но и тем, кто дал ему жизнь, кто воспитал его всем опытом предыдущих поколений. Таков неизменный закон жизни.
Где-то далеко, в затуманенной толще времен, теряется неведомый исток рода Антоновых. Семейная легенда повествует о том, что в 1760 году, при взятии русскими под командованием фельдмаршала Салтыкова Берлина, на улицах немецкой столицы был подобран русскими солдатами неизвестный мальчик лет трех-четырех от роду. Он был хорошо одет. Родителей своих назвать не смог, что-то невнятное бормотал по-немецки. Изо всего поняли только одно: зовут ребенка Антоном.
— Ну что, ребятушки, — вот вам и сын полка, — обрадовались солдаты. — Берем Антона в нашу солдатскую семью!
И пошел якобы от этого обрусевшего малыша род Антоновых на Руси. Так ли это или нет — никто не знает… Да и проверить уже невозможно.
Значительно позже муж тетки Олега Константиновича, Шульгин, попытался составить генеалогическое древо династии.
Однако дальше прадеда Дмитрия Сергеевича Антонова проникнуть исследователю в историю не удалось. Все застопорилось на четвертом колене.
Старший сын Олега Константиновича от его первого брака — ныне уже покойный Роллан, хранил фамильную печатку с дворянским гербом Антоновых. На гербе — щит, рассеченный надвое. Сверху — окрыленный меч. Снизу птица — сокол. Окрыленный меч — символ суда. Сокол — символ свободы. Судя по всему, династия Антоновых имела когда-то отношение к правосудию.
Не исключено, что одна из ее ветвей развивалась с легкой руки приемного берлинского прародителя — конечно, если верить легенде.
Прадед, Дмитрий Сергеевич, по имеющимся сведениям, жил на Урале, под Пермью, и был там знатной персоной — действительным статским советником, главноуправляющим уральскими металлургическими заводами.
Был он человеком свободомыслящим, со связями в Петербурге. Знался с вольнодумцем Кондратием Федоровичем Рылеевым — как выяснилось впоследствии членом Северного общества декабристов. Не только знался, но и переписывался с ним.
На этом знакомстве он чуть было серьезно не пострадал. Когда Рылеева, как руководителя восстания на Сенатской площади, арестовали и приговорили к смертной казни, к Антоновым нагрянули с обыском — решив, что и сюда тянулись нити декабризма Супруга на растерялась и заветную красную папку с письмами Рылеева сунула под матрац, в постель роженицы.
Жандармы не осмелились тревожить молодую женщину в пикантном положении.
Перерыв все в доме, они ушли, так ничего компрометирующего и не обнаружив.
— Выкрутился наш Антонов, — говорили о Дмитрии Сергеевиче родные.
А у него были свои «грешки» в области местных отношений. Он дружил, например, и с вольтерьянцем Платоном Волковым, язвительным стихописцем и бунтарем, дальним родственником Антоновых.
Кстати, имя Волкова не раз упоминается в книжке Нечкиной «Грибоедов и декабристы» — видимо, в свое время он был достаточно известен.
Супруга Дмитрия Антонова, Анна Александровна, от руки переписывала антирелигиозные и острые стихи вольтерьянца — на память.
Запомнились строки из семейного альбома:
Что дружба? Слово без значенья.Любовь? Игра воображенья.Приятельство? Занять предлог.А деньги?Деньги — это бог.
На честном отношении к «богу» — деньгам и пострадал в конце концов дед Олега — Константин Дмитриевич.
Да так, что это изменило всю его жизнь.
Строилась в те годы железная дорога Петербург — Москва, а для нее, как известно, нужны были рельсы. Брали их с уральских заводов, естественно, через управляющего. К Константину Дмитриевичу явился прибывший из Петербурга генерал-чиновник, связанный со строительством. Он в открытую потребовал с управляющего взятку за большой заказ для железной дороги. Константин Дмитриевич, человек кристальной честности, не сдержался, ударил взяточника по физиономии и назвал его старинным русским словом «жопа»!
Естественно, его немедленно уволили. Он был вынужден покинуть Урал. Уехал в городок Торопец Псковской губернии, где было у Антоновых крохотное именьице — чуть больше сегодняшнего дачного участка. Так и жил он здесь на небольшую пенсию.
— Сохранялась у нас семейная память о прадеде, — рассказывал Роллан Олегович, — уральские камни и несколько картин. Их в свое время приобрел Константин Дмитриевич при какой-то распродаже имущества одного из Демидовых. Были это изображение батальной сцены художника Вонвермана и натюрморт Рекко с рыбами, высыпанными из корзины. Красивые картины, как рассказывали родители. Но во время эвакуации в годы войны картины эти пропали.
Уже после войны, году в 1957-м, ездили мы с отцом и дедом на Псковщину — посмотреть, может, что осталось с тех далеких времен. Почти ничего — время смело все следы прошлого.
Однако Константин Константинович, получивший инженерное образование, строил прочные мосты, используя булыжники, — их-то достаточно на Псковщине. И стоят те мосты прочно, до наших дней.
От них кое-что осталось. Олег Константинович однажды записал:
«Как-то во время туристского похода по Псковской области я встретил мосты из обтесанных ледниковых валунов, возведенные предком в начале века. Пожалуй, они простоят еще одну тысячу лет и ничего им не сделается.
Нас с вами не будет, а они так и останутся висеть над речушками. В общем, он любил основательность».
Дед Олега много разъезжал, а потому в зрелые года все еще оставался холостым.
Рассказывают интересную историю его женитьбы. Влюбилась в пожилого инженера тоже уже немолодая дочка богатых родителей. Отец — генерал. Родители — против: что даст семье непоседа-инженер?
Но у Анны Александровны Болотниковой был железный характер. Восемь лет ждала она любимого. А затем решила сыграть ва-банк. В один прекрасный день она залезла на крышу дома и сказала:
— Родители, если не согласитесь на мое замужество, сойду отсюда только мертвой!
Родители вынуждены были согласиться на ее брак.
— Наша взяла, — сказала Анна Александровна.
Родила она трех ребят: Константина, Дмитрия и дочь Александру. Рассказывают, был у Анны Александровны (кстати, дожившей до 1926 года) чудовищно тяжелый характер.
Капризная, злая, своевольная и жестокая, она измучила всех, кто так или иначе соприкасался с ней. Прозвали ее из-за трудного характера «генеральшей», учитывая, что отец ее был генералом. Более трех месяцев прислуга не могла ужиться с «генеральшей» — и в конце концов покидала дом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});