Василий Захарченко - Олег Антонов

27 августа 1913 года он поднялся в воздух с твердой целью произвести свой исторический опыт. Десятки настороженных глаз следили с аэродрома за тем, как «ньюпор» Нестерова уверенно набирал высоту.

Вот он достиг тысячи метров. Нестеров сбросил газ, и самолет ринулся в резкий спуск к земле. Загудели туго натянутые стальные расчалки, стремительно нарастала приближающаяся земля.

Еще несколько мгновений… Нестеров дал газ и плавно вздыбил самолет вверх.

Мотор взвыл, крылатая машина перевернулась, описав в воздухе замкнутую петлю, и плавно вышла на почти горизонтальный полет. Какое-то мгновение летчик висел в воздухе головой вниз и кверху ногами, но центробежная сила плотно прижимала его к сиденью.

Сделав несколько разворотов, самолет приземлился на аэродроме. Так была сделана на самолете первая в мире «мертвая петля», получившая отныне название «петли Нестерова». То, что не рискнул сделать до Нестерова ни один из летчиков, он проделал спокойно и уверенно, «пойдя не в ногу» с общими представлениями своего времени, открыв дорогу всем другим летчикам: в воздухе везде опора…

Ровно через год, 26 августа 1914 года, во время первой мировой войны Петр Николаевич пожертвовал своей жизнью, использовав новый прием поражения самолета противника — воздушный таран.

Нестеров поклялся, что австрийский разведчик на «альбатросе» не будет летать над нашей территорией.

А тот вылетел. И уверенно пошел за линию фронта Нестеров настиг его на своем самолете и выпустил по «альбатросу» весь запас патронов. Противник оказался неуязвимым.

Тогда русский летчик принял неожиданное решение — ударить противника крылом своего самолета. Нестеров обрубил оперенье «альбатроса», и тот рухнул на землю.

Однако вслед за австрийцем начал стремительно падать поврежденный самолет русского летчика. Парашютов в то время еще не было. Совершив подвиг, Нестеров разбился.

Но его пример открыл дорогу массовому подвигу — десятки летчиков повторили таран Нестерова. Достаточно сказать, что за вторую мировую войну свыше 600 таранов совершили наши герои.

Образ Петра Николаевича Нестерова до сих пор вдохновляет и создателей самолетов. Бронзовая скульптура летчика-героя стоит перед главным зданием авиационного завода имени О. К. Антонова в Киеве. Закинув голову, летчик всматривается в небо, покорившееся смелым и талантливым людям.

Еще одна личность в авиации предреволюционных лет, о которой следует рассказать, — это летчик и художник Константин Константинович Арцеулов — внук великого Айвазовского. Он уверенно вошел в историю отечественной авиации. Много лет спустя в одном из писем он рассуждал о своеобразной и далеко не случайной близости профессий летчика и художника.

«По моему мнению, профессии художника и летчика близки друг другу, потому что во многом требуют от человека одних и тех же врожденных или приобретенных черт и качеств: чувства пространства, движения в нем, темпа и ритма его, глазомера и тонкого чувства цвета, наблюдательности, аналитического отношения к обстоятельствам в работе, романтизма и предприимчивости, эмоциональности и глубокого знания своего ремесла».

Большинство выдающихся летчиков способны и в пластических искусствах. М. М. Громов отлично рисует, его сподвижник А. Б. Юматов — член Союза художников. Генеральный конструктор О. К. Антонов хорошо летает, прекрасно пишет и рисует. Свободное время проводит за мольбертом и Генеральный конструктор А. С. Яковлев.

У истоков передовой в то время французской авиации стояли скульптор Делагранж, профессиональный художник Левассер (конструктор знаменитого моноплана и моторов «антуанетт») и другие. Сам великий Леонардо придумывал и строил летательные аппараты. У нас типичный пример этого художник В. Е. Татлин, уверенно строивший птицеподобные «летатлины».

На протяжении всей его жизни две страсти не покидали Арцеулова — творчество художника и творчество летчика.

К. К. Арцеулов одним из первых в стране получил международное свидетельство летчика.

Однако служить в армии в годы первой мировой войны он начал в кавалерии командиром взвода уланского полка. За восемь месяцев пребывания на фронте он получил три ордена — это свидетельство его храбрости.

Однако Арцеулов просился в авиацию. 5 апреля 1915 года его направляют в Севастопольскую школу в Качах. Здесь за какой-то год он сделал свыше 200 вылетов в разведку.

В сентябре 1916 года он становится руководителем класса истребителей Качинской школы. Именно в это время у него созревает мысль о возможности искусственного вывода самолета из «штопора». Дело в том, что эта фигура, ставшая впоследствии фигурой высшего пилотажа, была смертельной для авиатора. Потеряв скорость, самолет падал на крыло и, отчаянно вращаясь, срывался вниз. Никому из летчиков не удавалось в этом случае подчинить самолет управлению. Машина неминуемо падала, вращаясь, и врезалась в землю на большой скорости.

Сотни летчиков во всех частях света погибали от неукротимого «штопора». Достаточно сказать, что в Севастопольской школе из восьми полученных уже при Арцеулове «Морис-Фарман-40» шесть разбилось в результате «штопора».

Неужели нельзя найти выход из этой дьявольской фигуры? — ломал голову Арцеулов. Надо понять, что же физически происходит с самолетом в подобной ситуации.

Изучив все известные ему случаи «штопоров», Константин Константинович начал исследовать физическую сущность явления. И он понял, наконец, что происходит в данном случае.

Но «понять» — это еще мало. Надо найти практический выход из ситуации. Нужен эксперимент.

И Арцеулов смело пошел на смертельно опасный опыт: ввести самолет в искусственный «штопор» и вывести машину из него наперекор печальной практике. Пусть действия летчика при «штопоре» могли бы показаться противоестественными, Константин Константинович хотел действовать наверняка.

Брошенный в «штопор» «Ньюпор-XXI» закрутился в стремительном водовороте. Летчик отдал ручку от себя и сильно нажал на педаль, обратную вращению самолета Повинуясь необычному приказу, самолет выравнивайся. Победа.

Герой Советского Союза летчик-испытатель Марк Галлай так пишет о подвиге Арцеулова:

«…В некоторых газетных публикациях, в которых описывается этот полет, дело изображалось так, будто никакого особого риска не было, будто Арцеулов, „так же, как в свое время и Нестеров“, был уверен в своих расчетах.

Сравнение с выдающимся летчиком П. Н. Нестеровым, первым выполнившим „мертвую петлю“, получившую впоследствии его имя („петля Нестерова“), конечно, почетно, но в данном случае не совсем правомерно.