Михаил Юхма - Кунгош — птица бессмертия

Не верьте провокаторам!

Помните: ваш враг — не русский народ, ваш враг — самодержавное царское правительство!

К счастливой жизни вы можете прийти, лишь сокрушив враждебное для вас и для русского народа царское самодержавие.

Как только эта прокламация была отпечатана, Хусаин вызвал Мулланура и Набиуллу и поручил им взять на себя ее распространение.

— Задание ответственное, — сказал он. — Попасться с поличным тут ничего не стоит…

— Мы не боимся! Пусть с нами делают что хотят, они от нас все равно ничего не добьются! — быстро заговорил Набиулла.

— Этого, брат, мне недостаточно. Подумаешь, герой! От них, видите ли, ничего не добьются… Мне не героизм твой нужен. Мне нужно, чтобы задание было выполнено!

— Мы выполним, не сомневайтесь, — сказал Мулланур.

— А я и не сомневаюсь. За этим вас и позвал. Только подготовиться надо как следует.

И вот они вместе разработали такую легенду. Они крестьяне, приехали из деревни в город, ищут работу.

Хусаин добыл им крестьянскую одежонку, сам придирчиво оглядел, правильно ли надели они онучи и лапти, сам вскинул на плечи каждому холщовую суму, в которую были вложены прокламации.

Поглядев на себя в зеркало, Мулланур чуть не расхохотался:

— Родная мать не узнала бы, честное слово!

В глубине души он полагал, что весь этот маскарад никому не нужен. По правде говоря, он больше рассчитывал на свою ловкость, на свои быстрые ноги, чем на онучи, лапти да холщовую суму.

Но Хусаин, как всегда, оказался прав. Придуманная им легенда великолепно помогла сбить со следа полицейских ищеек. Им даже в голову не пришло, что молодые деревенские недотепы в лаптях хоть как-то могут быть причастны к листовкам, распространяемым Казанским комитетом РСДРП. Хотя кто знает? Может быть, потом кому нибудь из сыщиков такая мысль в голову и пришла. Но время уже было упущено. Вся партия листовок разошлась по рукам фабричных и заводских рабочих, а кое-что они припасли и для своего брата учащегося.

— А теперь вы три дня будете сидеть дома. Ясно? И носа на улицу не показывать.

— Это еще зачем? — удивился Мулланур.

— Не надо думать, что враги глупее нас с тобой. Кое-кто мог вас засечь. Чего доброго, еще опознают. Лучше отсидеться, пока их пыл не поостынет немного.

Оказалось, что и эта предосторожность Хусаина не была лишней. Повальные обыски и полицейские облавы волной прокатились в те дни по Казани. Как рассказывали, с особенным рвением полиция хватала молодых крестьянских парней, пришедших в город на поиски работы.

Стучат колеса на стыках рельс. Бесконечной белой пеленой стелются за окнами заснеженные поля, перелески, овраги. То ли этот мерный, убаюкивающий стук колес, то ли однообразие проплывающих мимо картин так упорно, настойчиво тянет его погружаться в пережитое, вспоминать давно-давно прошедшее… А может, просто настал в его жизни такой крутой, переломный момент, когда невольно хочется оглянуться назад, чтобы яснее представить себе, что ждет его дальше — там, за перевалом?

Как бы то ни было, воспоминания, завладевшие душой Мулланура, не отпускали. Вся его прошедшая жизнь медленно разворачивалась перед ним, как вот эта бесконечная заснеженная равнина за мутным окном вагона…

Реальное училище Мулланур закончил летом 1907 года. Надо было думать о будущем.

В таких случаях человек — Мулланур знал это по опыту многих своих друзей — чувствует себя кем-то вроде странника на распутье. Кем-то вроде сказочного богатыря на той знаменитой развилке, где прибито на столбе грозное предостережение: «Направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — сам пропадешь, а прямо пойдешь — и сам пропадешь, и коня загубишь…»

Муллануру и впрямь было о чем подумать. Но он не очень-то был склонен к долгим, мучительным раздумьям о выборе пути. У него как-то так получилось, что все совпало: его собственное стремление, давнее тайное желание матери и дяди Исхака, советы его старшего друга и наставника Хусаина Ямашева.

По правде говоря, сперва он сомневался, одобрит ли Хусаин его желание поступить в университет. Ему казалось, что Хусаин не то чтобы воспротивится, но в глубине души не будет доволен таким выбором. Может быть, даже воспримет это желание Мулланура как чисто эгоистическое стремление получше устроить свою судьбу… Учиться? — скажет. — А есть ли у тебя моральное право еще на целых пять лет зарыться в книги? Да именно сейчас, когда наступила пора реакции, когда революция подавлена и миллионы голодных, забитых, несчастных твоих братьев стонут под гнетом богачей, прозябают в темноте и невежестве!

Но Хусаин сказал совсем другое.

— Обязательно учиться! Во что бы то ни стало… Настоящим борцом за народное счастье может стать только образованный революционер.

И вот с 1 сентября 1907 года он студент Петербургского Политехнического института.

Институт находился на Выборгской стороне, в Сосновке. Сосновка — это, в сущности, дачное место. Такое не совсем обычное местоположение института не было простой случайностью. Витте, который в свое время был инициатором создания этого учебного заведения, сам позаботился о выборе места для него. Может быть, он выбрал Сосновку потому, что неподалеку, на берегу Финского залива, находилась его собственная дача. А может быть, лелея мысль о создании института, он загодя позаботился о том, чтобы оградить его будущих питомцев от «разлагающего влияния» рабочих и разместить его подальше от промышленных районов города.

Так или иначе, место было выбрано удачно. Здание института располагалось в чудесном парке, принадлежавшем раньше купцу Сигалу. Было оно трехэтажное, просторное, архитектурой своей напоминающее городские усадьбы XVIII века — с выдвинутыми вперед крыльями. Впрочем, ко времени поступления Мулланура институт располагал уже не одним, а несколькими корпусами. Помимо главного, где проходили занятия и лабораторные работы, был еще механический корпус со специально оборудованными учебными классами, своя электростанция, водонапорная башня, похожая на гигантскую мечеть с минаретом, и так называемый красный дом, где жили служащие института.

Мулланур сразу полюбил свою, как выражались студенты, alma mater. Вероятно, этому особенно способствовало то, что в те времена здесь еще целиком господствовал веселый дух вольности и свободолюбия. Студенты старших курсов с гордостью рассказывали новичкам, какое резкое сопротивление оказали они в феврале этого года, когда начальство, грубо попирая права студентов, провозглашенные в их уставе, вызвало наряды полиции, чтобы усмирить «бунтовщиков» и навести так называемый порядок.