Вячеслав Марченко - Гнет

   - Почему?..

   - Почему?.. – баба Киля удивленно вскинула на меня брови. - Потому, что боялись за свою жизнь,… если, конечно, это можно было жизнью назвать.

   На глазах у бабы Кили сверкнули слезы и она, торопливо их смахнув, возмущенно проронила:

   - Я  же говорила тебе, что мне жизнь свою даже вспоминать не хочется, а ты все: «расскажи», да «расскажи»…

   - Бабуся, - я встаю и с нежностью обнимаю бабу Килю за плечи,- а кто же мне кроме Вас расскажет о той жизни, которую и в книгах не прочитаешь… Да и дети мои будут меня потом спрашивать: кто да что? А я, что?.. Скажу –  я не знаю ничего?.. Извините меня за растревоженные неприятные воспоминания, но все же продолжайте, пожалуйста, рассказывайте мне: что дальше было?

   - Ой,- потупившись, тяжело вздохнула баба Киля и через мгновенье спросила меня: - На чем я остановилась-то? 

   - На том, что вы в Николаев ездили выращенное на огороде продавать…

   - Ну да… - вновь погрузилась в воспоминания баба Киля. Несколько секунд она сосредоточенно молчала, затем вновь продолжила свой рассказ. - Ездили мы в город на волах: после работы вечером в субботу мы выезжали из села и к утру приезжали в Николаев, на рынок. Там мы торговали, чем могли, а потом – назад, к утру понедельника мы приезжали домой и с утра шли на работу в поле. Вот так это происходило.

   - Ну а для себя вы в городе покупали что-нибудь,… ну, например, одежду какую-нибудь?

   - Что,… одежду?!.. – со злой иронией взглянув на меня, усмехнулась баба Киля. - А зачем нам нужна была одежда, что мы, люди, что ли?.. Нам можно было и без нее,… мы,  как оборванцы, тогда ходили, и питались мы, чем придется - от случая к случаю.  А в нашем сельском магазине можно было купить только макуху и мыло хозяйственное,…  даже спички там продавались поштучно – дефицитом они были, да и стоили они недешево.

   Помню, как-то у нас тут в сарае, который сельским клубом назывался, к празднику Дня революции начальством решено было праздничный вечер устроить с песнями, стихами, викторинами и конкурсами разными... А перед этим  Аня пришла со школы домой и говорит мне:

    - Мама, меня  назначили от класса принимать участие в конкурсе на лучшее штопанье чулок,… мне для этого нужны порванные чулки.

   Господи, а где же мне их взять?- отвечаю. Придумал же кто-то…

   Побежала я тогда к соседке, дай, говорю,  на время чулок порванный, я тебе завтра его заштопанным верну. Та на меня выпученными глазами уставилась: «Откуда у меня?»…

   Полсела я тогда оббегала, пока рваный чулок нашла.

   А Аня в тот вечер потренировалась и на конкурсе по штопанью чулок первое место заняла - за это ей как приз катушку черных ниток вручили – колхоз тогда на призы для школьников раскошелился. Вот так,  внучек,… твоей крестной мамке вручили катушку ниток, и ты не представляешь, как она тогда  этому радовалась!.. А ты говоришь: «Одежда»… Кстати, о нитках, - тут же понуро  усмехнулась баба Киля, - этим детям запрещалось даже узоры крестиком  вышивать – считалось, что таким образом  в их душах могут развиваться религиозные предрассудки,… да и крестики им запрещалось на груди носить.  

    Некоторое время баба Киля вновь напряженно молчала, размышляя над чем-то, затем натянуто улыбнувшись, она вновь заговорила:

   -  А еще я помню, как-то перед  войной, когда уже на почве осенние заморозки были, мы, женщины, на колхозном поле свеклу  убирали, и приехал к нам туда на бричке тогдашний председатель колхоза Белинский и с ним какой-то большой начальник был из города.

   - Что-то вы, бабы, - говорит он, - работаете очень медленно…

   А мы еле двигаясь задубевшими босыми ногами по мерзлой земле, говорим  ему: «Может, вы в городе как-то поспособствуете, чтобы нам какую-нибудь старую обувь  закупили в счет нашей будущей зарплаты, нам ведь даже на работу не в чем ходить?» А он нам знаешь, что в ответ сказал?.. – баба Киля на секунду задержала на мне свой возмущенный взгляд и тут же, с горечью в голосе, бросила: - Он нам сказал: «Собаки боси – живи  и  доси»**.

   Так босой я и ходила на работу, пока дед Ваня сам не научился делать из веревок обувь на деревянной подошве. В ней потом и я, и девочки мои в холодную погоду ходили. А в теплую погоду мы и на работу и дома ходили босяком…

   Помолчав какое-то время, баба Киля возмущенно добавила:

   -  Даже фашисты, когда нас рыть окопы гоняли, за это они нам зарплату марками платили, а тем, у кого не было обуви, они им, чтобы производительнее работали, вместо зарплаты – башмаки на деревянной подошве выдавали…

   Эта неожиданная и обнаженная бабы Килина правда – буквально шокировала меня, и я, с недоверием в голосе проронил:

   - Ну, даже не знаю, бабуся, как на это и реагировать,… вроде бы как при фашистах не могло быть лучше…

   - Так-то оно так,… но ты просил меня рассказать о моей жизни, вот я тебе и рассказываю…

   Какое-то время мы сидели в молчаливом раздумье, потом я сказал:

   - Бабуся, а мне из истории партии, которую довелось в училище изучать, известно, что колхозникам не так уж и плохо в те годы жилось,… некоторые из них во время войны на свои денежные сбережения даже самолеты и танки для Красной армии покупали…

   Баба Киля после этих слов вскинула на меня свои старушечьи глаза и недоуменным взглядом несколько секунд смотрела мне в лицо.

   - Ты, внучек, сейчас пошутил или на полном серьезе сказал?.. – тихим голосом спросила она, не отрывая от моего лица своих глаз. По ней было видно, что она не в силах осмыслить произнесенное мною. Я тоже, почувствовав, что  сказал полную, но не придуманную мною чушь, почесал свой затылок и ответил:

   - Бабуся, я уже понял, что сказал глупость.

   Мы вновь, понурившись, какое-то время молчали.     

   - Ну а вы не пробовали бросить тут все к чертовой матери и уехать куда-нибудь подальше от этого ужаса - в Николаев, например? – вновь обращаюсь я к бабе Киле. - Все-таки пролетариям, я так думаю, полегче тогда жилось, да и деньги хоть какие-то им платили, а в трудные годы – карточки продовольственные им выдавали. 

   - Легко сказать: «бросить»… Во-первых: для того, чтобы сломя голову куда-то бежать, тем более с детьми, – нужно чтобы там было где жить. А во-вторых, сельским жителям паспорта не выдавались, а для проживания в другой местности требовалась прописка – без нее ни на работу, ни на учебу, ни на квартиру люди устроиться не могли - за нарушение паспортного режима в те годы можно было и на каторгу загреметь, лет на восемь.

   Вздохнув, я с возмущением в голосе замечаю:

   -  За каждую маломальскую провинность –  тюрьма,… что, других способов наказания людей в те времена не существовало?