Вячеслав Марченко - Гнет

   - Такого не могло быть,… это не правда,  – сказал я тогда отцу. - Я никогда не поверю, что наша армия  использовалась для того, чтобы изымать у голодных людей последний кусок хлеба… 

   Отец горько усмехнулся.  

   - Рылись тогда у нас  эти солдаты целый день, отца моего и деда Дмитрия они жестоко избивали: требовали, чтобы они указали, где золото спрятали. И с пустыми руками они все равно не ушли: они все наши подушки, чашки и ложки, уходя, с собой тогда забрали.  А через неделю нас вообще из дома выгнали,… хорошо еще, что хоть лопату нам тогда удалось с собой унести: мы землянку за Баштанкой вырыли и жили там. Мне тогда всего семь лет было, но я прекрасно помню, как мне все время кушать хотелось, и как мои мама с бабушкой плакать не переставали.

   Тогда же, в страшных муках, умер сначала старший брат моей мамы Сергей, а потом, через некоторое время, от истощения умер и дед Дмитрий. В это же время пропала и наша соседка по дому - Соня. Она вечером вышла из землянки, и больше ее никто никогда не видел,… кто-то убил и съел ее, бедняжку - ей тогда лет восемь было. - После некоторого молчания, отец тусклым голосом добавил: - страшное это было время, обезумевшие от голода люди тогда человеческий облик теряли, они буквально охотились за детьми. 

   - Бандитов и идиотов у нас в стране всегда хватало,- по-прежнему отстаивая невиновность Советской власти в происходящем, непоколебимо твердил я тогда, - это все были перегибы на местах…

   Боже, как я был тогда глуп!

   А отец не стал со мной спорить и доказывать мне мою неправоту. Он понимал, что помимо его горькой правды, существует еще и другая, с которой ему бесполезно спорить, это та «правда», которая нужна государству, а сын его теперь государственный человек – будущий офицер Пограничных войск КГБ СССР.     

   …Пауза в разговоре с бабой Килей была продолжительной. Я влил в большой граненый стакан вино, выпил и, вновь обращаясь к ней, спросил:

   - Бабуся, а дальше, что было?

   - Дальше?.. – окунувшись в воспоминания, баба Киля вновь на несколько секунд замолчала, затем вновь продолжила свой рассказ: - А дальше, когда мы немного оклемались от голода, мы вновь светлое будущее продолжали строить – работали бесплатно в колхозе от зари до зари, как волы. При этом независимо от того, получали мы оплату за свой труд или нет, мы по-прежнему обязаны были платить государству бешеные налоги.  Но самое противное было даже не это, а то, что если мы вовремя не сдадим все то, что нам полагалось сдать в виде налогов, то к нам в дом мог запросто прийти любой комсомолец или член сельсовета и с целью взыскания недоимок обшарить весь дом. Он мог избить или забрать любого, а мог и из дома всю семью вместе с  детьми на улицу выбросить - за неуплату тех, установленных государством кабальных налогов, даже в лагеря людей отправляли, лет на десять. Бедные люди тогда в постоянном страхе жили и даже вынуждены были шепотом в домах своих между собой разговаривать, чтобы, ни дай Бог, борец за «народное» счастье какой-нибудь  не услышал их недовольство жизнью такой.

    Помню, как весной – до войны это еще было, зашла я к своему брату Сене – мужу бабы Веры, и с ужасом увидела его лицо: оно было все синим, а губы его были расквашены так, что он не мог даже рот открыть. 

   Оказалось, что в тот день он с уже опухшими от голода ногами работал на тракторе в поле – это был единственный трактор в нашем колхозе, а Сеня был у нас единственным трактористом, так вот, будучи голодным, он, когда шел домой после работы, решил зайти на ферму молока попить. И в тот момент, когда доярка налила ему в стакан молоко, и он поднес его к губам, в помещение вошел еще один борец за «счастливую» жизнь - активист местный, Шурка Марцинкевич. Моментально озверев, он сначала выбил из руки Сени стакан с молоком, а потом стал жестоко избивать его. Досталось тогда и доярке за то, что она народное добро разбазаривает. 

   - Боже,… Боже… - после продолжительного молчания, горестно раскачиваясь из стороны в сторону, вновь заговорила баба Киля, -  как же это нужно было этим строителям коммунизма людей своих ненавидеть,  чтобы за стакан  молока так жестоко опухшего от голода  человека избить. А самое страшное было тогда то, что жаловаться на этих партийных активистов людям было некому  – это была власть наша.     

   - Как же вы жили?!  - не выдержав, восклицаю я.

   - Жили… - едко хмыкнула баба Киля,  нервно перебирая в своих натруженных руках кончик платка, наброшенного на голову.- Мы, внучек,  не жили – мы существовали, как бесправные рабы! Даже крепостные крестьяне раньше только по три-четыре дня на своих хозяев работали, а остальное время – на себя. А тут: от зари до зари бесплатно в колхозе, а потом – дома, чтобы было чем государству налоги оплатить, причем, помимо разного рода продуктов, еще и живыми деньгами…

   - А деньгами-то за что?! – с ужасом и удивлением спрашиваю я, – деньгами же вам зарплату не платили?..

   - А за то, внучек, что у нас рядом с домом есть огород, а в садочке  вишенки растут или яблоки… Государство считало своим правом: позволять или не позволять нам выращивать у дома фрукты и овощи.  К примеру, ты посадил фасоль, а к тебе пришли представители власти, пересчитали кустики и говорят: с тебя причитается столь-то рублей… потом кустики морковки пересчитали… потом – свеклу… потом - деревья…  А для того, чтобы нам деньгами налог за это заплатить - нужно было эти деньги самим добывать: мы выращенное на огороде и в садочке должны были в выходной отвезти на рынок в Николаев и продать там.

   - Кошмар!.. Ну а денег-то вы там хоть много наторговывали?

   -  Ой, внучек, какие там деньги?!.. Огород возле дома – это же не плантация в поле… Выращенного на огороде нам самим хоть бы хватило, чтобы с голоду ноги не протянуть. А для того чтобы заработать деньги для уплаты налогов, мы вынуждены были себе во многом отказывать и вести на продажу в основном фрукты – без них можно было прожить, а без овощей - нет. Но самое страшное было даже не это,… страшным было то, что вырученных за продажу фруктов денег людям для уплаты налогов не хватало, и они, чтобы меньше платить налогов, – вынуждены были фруктовые деревья в своих садах вырубать. Мы тоже несколько молоденьких деревцев срубили…

   - Какой ужас!..

   - Да, ужас… - Баба Киля натянуто улыбнулась. - Даже трудно себе представить, чтобы что-либо подобное раньше на Украине было,  ведь украинская хатка без фруктовых деревьев рядом – это уже не Украина, а тут - мы их сами, под корень… И, что удивительно: люди возмущенные такой жизнью, даже разговаривая между собой на улице, либо – не говорили вообще об ужасах такой жизни, либо - хвалили эту власть.