Джон Литтлпейдж - В поисках советского золота

Этот эпизод бросил отсвет на удивление Серебровского, когда на Аляске он обнаружил, что главный управляющий выходит из туннеля в рабочей одежде и садится, как был, поесть вместе с рабочими. Я видел, что русские, даже при советской системе, еще далеки от нашей американской демократии в промышленности. Все так и остается; хотя, должен заметить, власти пытаются разрушить кастовые преграды между простыми рабочими и так называемыми специалистами.

Около того времени произошел еще один эпизод, из-за которого я заторопился изучать русский язык. Переводчица моей жены, молодая коммунистка из Свердловска, была честолюбива и не удовлетворялась только передачей инструкций кухарке, что нам приготовить поесть. Она постоянно просила, чтобы я ей позволил переводить технические материалы в конторе. Однажды, когда мой переводчик куда-то отлучился, я разрешил девушке мне помочь.

Среди самых ценных наших приобретений тогда была американская бурозаправочная машина. К сожалению, однако, исходные матрицы и оправки были утрачены, и на месте делали заменители. Те оказались неудовлетворительными, и я написал телеграмму в Москву: «Пришлите американских круглых оправок и матриц», и передал девушке, чтобы она перевела ее на русский язык.

Через час или около того контора неожиданно наполнилась обеспокоенной толпой, включая телеграфиста, нескольких инженеров и управляющих с рудника. Они откашливались и мямлили, по всей видимости, не желая меня обидеть, и наконец один из них выдавил, что я отправил очень странную телеграмму в Москву.

Я ответил, что ничего там странного не было, просто заказ на необходимые части для бурозаправочной машины. Внезапно глаза у всех присутствующих засверкали, и телеграфист выбежал из комнаты. Моя честолюбивая переводчица, как оказалось, превратила телеграмму в такое русское послание: «Американский круг оправился, и мать с ним».

Я уже упоминал, как пробовал в Москве получить калькуляционные ведомости для Кочкарского рудника, и молодой немецкий экономист, работающий на «Главзолото», объяснял, что при советской системе нет никакой необходимости рассчитывать затраты, потому что низкие издержки производства на одном руднике компенсируют высокие издержки на другом. Эта теория, похоже, преобладала среди коммунистов в то время, но, разумеется, для меня была неприемлема. Я очень хорошо знал, что совершенно невозможно контролировать группу рудников, не обращая самого пристального внимания на себестоимость добычи, затраты на рабочую силу и тому подобное, и не видел никакой разницы, находится рудник в России или на Аляске.

Едва осмотрев Кочкарский рудник, я закопался в цифры, какова выработка на одного человека и прочие данные, и мне удалось не без трудностей обнаружить, что выработка на человека составляет менее десятой части выработки американского рабочего на аляскинских рудниках. Даже с учетом неопытности и неподготовленности российских шахтеров, разрыв был слишком велик, и демонстрировал, что сами методы работы в принципе неверны.

Поразмыслив, я пришел к собственным выводам. Затем попросил коммуниста-управляющего рудника назначить собрание русского управленческого персонала, включая инженеров, и предъявил им цифры.

— Насколько я понимаю, проблема в том, что ваши люди все на повременной оплате, — сказал я. — По этой причине они делают не больше, чем необходимо, чтобы свести концы с концами. Им нужен настоящий стимул, если требуется, чтобы они работали интенсивнее. Предлагаю ввести сдельную оплату или премии, и предусмотреть возможность подрядной работы.

Мои предложения были встречены каким-то испуганным молчанием, и управляющий немедленно сменил тему. Один дружески настроенный инженер потом посоветовал мне больше их не упоминать, потому что они расходятся с коммунистическими идеями и могут принести мне неприятности.

Вот с чем сталкивались инженеры в Советской России в 1928 году. Коммунисты все контролировали, как и нынче, но в то время коммунисты были куда больше зашорены разными фантастическими идеями, вроде упомянутой. С годами они избавлялись от своих фетишей, пусть неохотно и постепенно, когда становилось ясно, что в них нет никакого смысла.

Теперь трудно поверить, оглядываясь назад на изменения, произошедшие в советской промышленности с начала моей работы в России в 1928 году, что когда-то коммунисты так относились к сдельной работе, подрядам и калькуляции стоимости, ведь все это стало неотъемлемой характеристикой их индустриальной системы за последние годы.

V. Я пробую кумыс

Уральские горы разделяют Европу и Азию, и в горнозаводском поселке Кочкарь на Южном Урале мы почти каждый день заново убеждались, что живем в Азии. Местные племена, как русские называли азиатские народности, жили вокруг нас, и мы видели представителей десятка различных расовых групп.

Среди рабочих на руднике было множество татар. Эти люди заметно отличаются от большинства племен, лучше развиты физически и живут более цивилизованно. Татары утверждают, что произошли из Золотой Орды, относящейся к монгольской армии Чингисхана, что промчалась по России и Европе столетия назад, а потом долгое время правила этой частью света.

Несколько поколений назад татары начали отказываться от кочевой жизни со стадами, стали жить оседло в саманных или деревянных домах круглый год. Они не менее чистоплотны, чем русские, и более приспособлены, чем другие племена, к работе в промышленности. Многие из них были шахтерами до революции, и я считаю, что из них вербовалась наилучшая рабочая сила в регионе.

Но они оставались весьма простодушным народом, как показывает одна встреча с татарским горняком, вскоре после моего прибытия в Кочкарь.

Однажды воскресным утром тот рабочий зашел ко мне домой, напомнил, что наступил важный религиозный праздник православной церкви, поздравил меня и пожелал счастья. Затем он подсказал, что управляющий рудником, занимавший особняк до революции, подносил стакан водки всякому, кто заходил поздравить его с праздником, с намеком, что и мне следует поступать так же.

Я вынес бутылку водки с небольшим стаканчиком для виски. При виде него татарин принял мрачный вид и поставил меня в известность, что прежний управляющий использовал стакан. Я не стал спорить с традицией, и татарин, налив стакан водкой доверху, попросил чем-нибудь закусить.

Как раз доварился окорок к обеду, так что я отрезал кусок и сделал ему сэндвич. Он одним глотком выхлебнул стакан водки и откусил бутерброд. Внезапно лицо его побагровело. Он взглянул на меня, как будто я его отравил, бросил окорок на пол и выбежал за дверь, словно за ним гналась полиция. Я тогда не понял, что было не так, но позже узнал, что татары мусульмане, по их религиозным правилам нельзя есть свинину.