Павел Коган - Сквозь время
III. Неистовая исповедь
В мир, раскрытый настежь
Бешенству ветров.
(Багрицкий)Я тоже любил —петушков над известкой.Я тоже платил некурящим подросткомсовсем катерининские пятаки[7]за строчкибороздкамина березках,за есенинскиеголубые стихи.Я думал — пусть и грусть, и Русь,в полтора березах не заблужусь.И только потомя узнал, что солонкис навязчивой вязию азиатской тоски,размалева русацкова:в клюквуаль в солнце —интуристы скупают, но не мужики.И только потом я узнал, что в звездахкуда мохнатееЮжный Крест,а петух-жар-птица-павлин прохвостыйиз Америки,с картошкою русской вместе.И мне захотелосьтакогопростора,чтоб парусом взвились заштопанные шторы,чтоб флотилией мчалсяс землею городв иностранные страны, в заморское море!Но я продолжал любить Россию.
IV. Я продолжал Россию
Не тот этот город и полночь — не та.
(Пастернак)А людис таинственной выправкой скрытойтыкали в парту меня,как в корыто.А люди с художественной вышивкой Россию(инстинктивно зшиток[8] подъяв, как меч) — отвергали над партой.Чтобы нас перевлечь —в украинские школы — ботинки возили,на русский вопрос — «не розумию»[9],На собраньях прерывалирусскую речь.Но я все равно любил Россию.(Туда…улетали…утки…— им проще.За рощами, занесена,она где-то за сутки, за глаз, за ночью,за нас она!)И нас ни чарки не заморочили,ни поштовые марки с «шагающими»[10] гайдамаками,ни вирши — что жовтый воск со свечи заплаканнойупадет на Je[11]блакитные очи.Тогда еще спорили — Русь илиЗапад —в харьковскомкремле.А я не играл роли в дебатах,в играл в орлянкуна спорной земле.А если б меняи тогда спросили —я продолжал — все равно Россию.
V. Поколение Ленина
Где никогда не может быть ничья.
(Турочнин[12])…И встанут над обломками Европыпрямые, как доклад,конструкции, прозрачные как строфыиз неба, стали, мысли и стекла.Как моего поколения мальчикифантастикой Лениназяманись —работа в степени романтики —вот что такоекоммунизм!
И оранжевые пятаки отсверкали,как пятки мальчишек — оттудав теперь.И — как в кино —проявились медалина их шинелях.И червь,финский червь сосету первых трупы,плодя — уже для шюцкоров —червят.
Ведь войну теперь начинают не трубы —сирена.И только потом — дипломат.Уже опять к границам сизымсоставы тайные идут,и коммунизм опять так близок —как в девятнадцатом году.Тогдаматросские продотрядысудили корнетов револьверным салютцем.Самогонщикам —десять лет. А поменьше гадовзапирали «до мировой революции».Помнишь — с детства —рисунок: чугунные путычеловек сшибает с земшара грудью? —Только советская нациябудети только советской расы люди…Если на фуражках нету звезд,повяжи на тулью марлю… красную…Подымай винтовку, кровью смазанную,подымайся в человечий рост!Кто понять не сможет, будь глухой —на советском языке команду в бой?Уже опять к границам сизымсоставы тайные идут,и коммунизм опять так близок —как в девятнадцатом году.
VI. Губы в губы
Когда народы, распри позабыв,
В единую семью соединятся.
(Пушкин)Мы подымаем винтовочный голос,чтоб так разрасталась наша отчизна —как зерно,в котором прячется поросль,как зерно,из которого начался колосвысокого коммунизма.И пусть тогдана язык людей —всепонятный — как слава,всепонятый снова,попадет мое, русское до костей,мое,советское до корней,мое украинское тихое слово.И пусть войдути в семью и в плакатслова, как зшиток(коль сшита кипа),как травень[13] в травах,як липень[14]в липахтай ще як блакитные[15] облака!О какя девушек русских прохаю[16]говорить любимымгубы в губызадыххающееся «коххаю»[17]и понятнейшее слово —«любый».И, звезды прохладныммонистом надевши,скажет мне девушка:боязновсе.Моя несказáнная родина-девушкаэти слова все произнесет.Для меня стихи — вокругшарный ветер,никогда не зажатыймежду страниц.Кто сможет егоот страниц отстранить?Может, не будь стихов на свете,я бы родился,чтоб их сочинить.
VII. Самое такое
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
