Анна Ярошевская - Людмила Гурченко

…А на дворе был 1967 год. Люся не оставляла надежды попробовать себя еще раз в театре. Не повезло в «Современнике», может, повезет в другом? Но на этот раз это был «Театр Сатиры». Казалось, весь ее талант великолепно вписывается в его атмосферу и суть. Она верила в себя и свое театральное будущее.

И вот, договорившись с актерами из «Современника» она стояла на сцене перед огромной комиссией «Театра Сатиры». Она подготовила два отрывка из спектаклей «Старшая сестра» и «В день свадьбы». Они могли показать комиссии все — комедийный и юмористический талант актрисы, ее умение петь и танцевать, играть на гитаре.

И вот началась игра. Но почему-то никто не реагировал. Даже Анатолий Эфрос, известный своей бурной реакцией на актерскую игру, сидел и молчал… Самый молодой член комиссии, Андрей Миронов, был похож на скучающего профессора… На душе был лед. Еще от страха и волнения неумолимо бьется сердце… О, не дай Бог это услышит комиссия — это ведь непрофессионально! А тут еще надо побороться с вот такой реакцией на игру. В этот момент Люся чувствовала себя словно она голая перед толпой, бездарная. Но надо продолжать, надо держаться достойно, надо действовать! Кто-то сбоку засмеялся, но тут же замолчал, словно осекся. Что это? Неужели ее принципиально не возьмут? Отсюда, может быть, «коллегиальное» решение не реагировать на ее игру? Люся была растеряна. Она посмотрела в глаза партнеров по сцене — они также недоумевали. В голове крутилось одно — как достойно, не потеряв марки, выйти из всей этой истории? И тут пришло озарение. Это состояние было похоже на то, когда она уходила из «Современника». Осознание того, что она не должна делать насилия над собой, не должна терпеть! Прервать спектакль? Кто-то скажет, что это непрофессионально! И пусть! А зачем продолжать, если все ясно? Абсолютно ясно.

— Извините, но мне кажется, что все это не имеет никакого смысла! — сказала, обращаясь к комиссии, Люся.

— Нет, почему же? Что вы? Продолжайте!

Возникла долгая, продолжительная пауза.

— Может, вы нам споете что-нибудь?

Она села за рояль и спела «Марию». На этот раз, она ее явно подвела…

Спустя много лет во Всероссийском театральном обществе — ВТО — проходила церемония вручения премии или присуждения звания кому-то из актеров из коллектива «Театра Сатиры». Тогда и произошла случайная встреча в раздевалке. Удивительно, но она была искренней и теплой, очень дружественной. Оказалось, что Людмила Марковна, прирожденная сатирическая актриса, не попала в свое время в театр только из-за проходившей тогда «линии демократизма». Общее решение театра было — не брать Гурченко.

А Люся никогда и не жалела по этому поводу. Ну и пусть судьба в театрах, во всех трех, не заладилась! Видимо, жизнь с жестким режимом, постоянными репетициями, спектаклями — ее «особенная тропинка», не ее путь!

А ведь сколько времени она желала иметь именно такую дисциплинирующую работу. У нее была уйма свободного времени, да все время подбивала тревога: работать, трудиться, не переставая, не останавливаясь. Но, как? Где? Для чего? А ведь как часто наступали минуты отчаяния! Как часто терялась надежда, что все еще впереди! Казалось, все, что можно, уже упущено и потеряно! Всякие мысли были! Чего только не приходило в голову. Но идея поменять профессию — никогда!

Она целиком и полностью была человеком искусства. Впрочем, тянуло ее к таким же людям! В 1968 году Людмила Марковна встречает Иосифа Кобзона. Вопросы об их совместной жизни постоянно следовали ото всех: от журналистов до знакомых. Она никогда не любила рассказывать об этом. «Жутчайшая ошибка на свете! — вот, как актриса комментировала этот союз. — От него нужно было бежать, не оглядываясь. А я, наивная, думала, что смогу его перестроить! Целых три года я не могла представить с собой рядом ни одного мужчины! Одна, только одна! Никаких мужчин больше!!! Нет, нет, нет!

Пройдут годы, но Людмила Гурченко никогда больше с ним даже не поздоровается. Однажды, на одном концерте, куда были приглашены как Кобзон, так и Гурченко, произошло следующее событие. Проходя мимо Иосифа Давыдовича, Людмила Марковна выкрикнула:

— Ненавижу!

— Значит, еще любишь! — расплылся в улыбке Кобзон.

Гурченко никогда не любила рассказывать прессе о своих мужчинах, но тема Кобзона всегда была особенно нелюбимой. Но Иосиф Давыдович, тем не менее, всегда очень тепло вспоминал о своей бывшей супруге: «Гурченко — человек очень талантливый и как женщина, извините за подробности, не похожа ни на кого. Она индивидуальна во всем!».

Приближенные к Людмиле Марковне люди иногда терялись в догадках: что у Люси с лицом? Неужели это замаскированные синяки? На прямой вопрос журналистов об избиении жены, Кобзон отвечал:

— Не бил. Каким же должен быть мужчина, который бьет такую хрупкую женщину, как Гурченко? Другое дело, что она — единственная женщина, на которую я поднимал руку в своей жизни. Есть такое слово — пощечина!

Август 1969 года. Снова тупик. Сила воли, терпение, надежда. Ничего не помогает и ничего не действует. Сколько можно? Вот уже целый месяц Люся не покидала свою квартиру. Хождение по комнате взад-вперед стало постоянным и систематическим, своего рода отвлечением или даже развлечением. Ее родители видели страдания своей дочери и все понимали. От этого становилось еще хуже и противнее. Впервые в жизни ей не хотелось слышать их советов. Не хотелось слышать ничего! Это была крайняя точка. Кризис. В один момент, что-то зашевелилось, что-то заставило взять телефон и дрожащими пальцами набрать номер:

— Марк Наумович, добрый день… Это Люся. Я умираю…

— Приезжайте сейчас же!

Вскоре она была дома у Бернеса. Какие у него были большие и теплые ладони! Эти ладони согрели Люсины холодные безвольные ручки, а глаза понимающе выслушали. Он все слушал-слушал, ни разу не перебив ее, ни разу не кивнув. Не было в его взгляде этого тошнотворного сочувствия. Он словно видел ее внутреннюю боль и безмолвно лечил ее.

— Какие единицы? Да о чем ты? Понимаешь, погибает талантливейший человек! — говорил Марк Наумович кому-то по телефону. — Да. Она рядом. Хм… Она уже ничего не боится! Да, есть! Хорошо, увидимся!

«Неужели закончилась эта беспросветная череда дней, месяцев, лет? Сколько же их пережито, пересчитано, сколько раз проходила диагонали своей комнаты!» — совсем боязливо думала Люся.

— Слышала мою новую пластинку? — сказал Бернес, подойдя к проигрывателю.

Звучала тихая, но в то же время мощная музыка, доносились торжествующие слова «Я люблю тебя, жизнь…»

В 1969 году Людмила Гурченко получила звание Заслуженной артистки РСФСР. А в марте 1972 года состоялся ее первый творческий вечер. Настал период для поединка с московской публикой.