Юлия Андреева - Айвазовский

Таким образом, свободные от академии часы и все выходные Айвазовский старался проводить в этих домах, то копируя картины в галерее Томилова, то с увлечением читая в библиотеке Александра Аркадьевича. Другим не менее важным времяпрепровождением стали вечера, устраиваемые в доме Томилова, на которых появлялся композитор Глинка, поэт Нестор Кукольник,[36] граф Матвей Юрьевич Виельгорский,[37] часто гости и хозяева убеждали и самого Гайвазовского взяться за скрипку и поиграть для всеобщего увеселения.

И еще, любитель долгих пеших прогулок — молодой художник часто и много бродил по пленившему его душу Петербургу. Его поражает гений Монферрана — в первый день он увлекся разглядыванием колонн Исаакиевского собора, после как завороженный ходил смотреть на стоящую в лесах одинокую колонну с ангелом. Любая работа Монферрана — большое событие в жизни города и горожан, потому что кто же откажет себе в удовольствии хотя бы раз съездить да поглядеть, как в ожидании огромного каменного монолита с берегов финского залива будет выстроена специальная пристань возле Дворцовой площади. Для чего же новая? А просто ни одна прежняя не годилась. Очевидцы рассказывали, как оплетенный со всех сторон канатами огромный столп при помощи блоков и кабестанов медленно, но верно подтягивался, приподнимаясь одним концом все выше и выше силами двух тысяч военных, четырехсот рабочих, на глазах у специально приехавших на поднятие колонны гостей, императорской семьи и, разумеется пришедших посмотреть на редкое зрелище зевак. Поставили в вертикальное положение колонну всего за час сорок пять минут. Потрясающее зрелище.

Но установить колонну — это еще полдела, неутомимый Монферран взялся за закрепление на пьедестале барельефных плит и элементов декора, саму же колонну следовало отполировать. В результате сверху колонна, или столп, название дал Александр Сергеевич Пушкин в своем стихотворении «Памятник», увенчалась бронзовой капителью дорического ордена с прямоугольной абакой из кирпичной кладки с бронзовой облицовкой для установки на ней пьедестала. В то же время велись работы над статуей, рассматривались несколько вариантов: так, изначально предполагалось, что колонну будет завершать крест, обвиваемый змеей, которая служила бы декорацией крепежа. Скульпторы Академии художеств предложили несколько вариантов фигур ангелов и добродетелей с крестом. Был предложен также проект статуи святого князя Александра Невского, но всех победила статуя скульптора Бориса Ивановича Орловского,[38] которого в городе больше знали под его истинной фамилией Смирнов. Памятник, посвященный победе в войне 1812 года, должен венчать ангел протягивающий крест и как бы говорящий «Сим победиши!» — решение было принято чуть ли не единогласно, и ангел воспарил над Дворцовой. «Сим победиши» — по преданию, фраза, которую видел на небе во время трех сражений римский император Константин Великий, надпись была начертана на кресте. Расшифровав послание буквально, Константин поручил своей матери Елене поехать в Иерусалим и отыскать тот самый крест. Крест, на котором страдал и умер Спаситель. Елена взялась отыскать крест и выполнила свое обещание.

Взяв себе в привычку гулять вблизи Дворцовой площади, Ованес видел столп в похожих на высокий шалаш лесах, по которым достаточно быстро поднимался пятидесятилетний плотный и неизменно краснолицый Монферран. Взойти на высоту сорок метров и смотреть оттуда подобно завоевателю на покорившийся ему город, то ли упираясь рукой в бок колонны, то ли поглаживая ее. В народе сей памятник давно уже перекрестили в «Монферранову колонну». Как называл ее сам скульптор — оставалось загадкой.

Два года ушло только на отделку памятника. И только в 1834 году состоялось открытие Александрийской колонны. Запланированная церемония была более чем величественная — присутствовали император с семейством, дипломатический корпус, был устроен военный парад — 86 пехотных батальонов, 106 эскадронов конницы и 248 орудий артиллерии, торжественное богослужение. Адмиралтейский бульвар был запружен пришедшим на праздник народом, все крыши оказались занятыми зрителями, рассевшимися там на манер птиц. В одиннадцать три орудийных выстрела возвестили о начале церемонии. Государь командовал парадом, сидя на гнедом жеребце, государыня, свита, двор, духовенство разместились на специально построенном по такому случаю балконе. Начался молебен. В определенный момент император и войска обнажили головы и почти что одновременно опустились на колени. В этот момент с шелестом слетел покров, укутывающий колонну, и зрители разразились криками восторга, которые соединялись с громовыми раскатами «Ура!» крестный ход обошел памятник, окропляя его святой водой, дальше начался парад войск, который длился без малого два часа. К вечеру произошло еще одно приятное событие: весь Зимний дворец вдруг засверкал множеством огней специально приготовленной по этому случаю иллюминации. И до поздней ночи звучала военная музыка.

Приблизительно в это время газеты вдруг разразились сообщениями об обнаруженных в Риме останках Рафаэля, которые перед повторным захоронением для чего-то были выставлены на всеобщее обозрение. Зачем? В кругу Томилова ведется горячее обсуждение: необходимо или нет находящимся в Вечном городе художникам идти на поклон этим мощам. Дамы закатывают глазки, нюхают флакончики с солью, разумеется, они не могли бы смотреть на кости. Известные своей смелостью и решительностью мужчины все как один желали бы увидеть скелет великого художника. Зачем? Не понимает Ованес — для чего живым смотреть на мертвое? Сколько Рафаэль[39] оставил после себя живых картин? Смотрели бы на них, вот окажись он сейчас в Риме, уж нашел бы на что поглазеть.

Лето. Первые каникулы в Академии художеств Гайвазовский провел в поместье Томилова в селе Успенское, что на берегу Волхова, близ Старой Ладоги. Это было более чем кстати, ибо, как напишет Ф. М. Достоевский:[40] «На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу». Вот из этой жары, пыли и вони на простор, чистый воздух и вызволил своего юного приятеля Томилов. Вовремя. Айвазовский уже порядком настрадался от постоянных сквозняков, четкого расписания занятий, а главное — несвободы. Теперь он мог по желанию валяться в постели, пропуская завтрак, или наоборот, подниматься чуть свет, дабы купаться, пока его не позовут за стол. Мог уйти на целую ночь — Томилов уважал стремление художника к одиночеству и особенно не препятствовал юноше жить, как тот сам считает нужным: ходил ли он в гости к местным крестьянам, ловилли рыбу или вдруг проявлял интерес к каким-нибудь ремеслам. В семействе Томилова все любили смуглого, застенчивого Ованеса, который окончательно и бесповоротно был принят в лоно новой семьи. Он же, что ни день, старался сделать своим благодетелям приятное — показать этюд, а то и законченную картину, сыграть на скрипке, рассказать очередную восхитительную историю Крыма или Кавказа, да хотя бы, возвращаясь с гуляния, собрать огромный букет полевых цветов. И еще юноша обладал отменной памятью и знал наизусть множество стихов, особенно нравился ему Александр Сергеевич Пушкин. Читая строки поэта, Ованес чувствовал такой душевный подъем, что вдруг хватался за скрипку и начинал импровизировать на радость домочадцам и слугам.