Урсула Дойль - Любовные письма великих людей. Мужчины

Уильям Хэзлит – Саре Уокер

Ты будешь бранить меня за это письмо и спрашивать, держу ли я свое обещание не бросать работы. Половина моей работы – думать о Саре. Кроме того, уверяю тебя, я не пренебрегаю и остальными обязанностями. Я аккуратно пишу по десять страниц в день, что приносит мне тридцать гиней в неделю. И, будь уверена, скоро разбогатею, если буду продолжать в том же духе. Я мог бы продолжать в том же духе, если бы ты была со мной, подбадривала меня своими прелестными улыбками и делила со мной мою судьбу. Корабль ходит дважды в неделю, ветер свеж. Думая о тысячах ласк, которые были между нами, я не нахожу ничего удивительного в том, насколько сильно я привязан к тебе. Но я сожалею о своем желании власти и прошу меня простить. Я слышу завывание ветра за окном и повторяю снова и снова две строчки из трагедии лорда Байрона:

Меня всегда найдешь с тобою рядомИ в этом мире и в другом, коль есть он,[4]

обращая их к тебе, моя любовь, и гадая, увижу ли я тебя когда-нибудь снова. Может быть, нет – по крайней мере, в ближайшие несколько лет, – до тех пор, пока мы оба – я и ты – не состаримся. Потом, все еще отвергаемый тобою, я приползу к тебе и умру в твоих объятьях.

Однажды ты заставила меня поверить, что та, которую я люблю, не чувствует ко мне ненависти: это ощущение было восхитительно, хотя все оказалось насмешкой и мечтой. Я задолжал тебе больше, чем смогу отплатить когда-либо. Каждый день после отъезда я думал, что мои слезы, пролитые о тебе, высохнут. Но я пишу эти строки, а они льются снова. Если бы не слезы, мое сердце, кажется, сгорело бы дотла.

Я выхожу на прогулку в полдень и слышу пение дрозда в долине, лежащей внизу. Добро пожаловать, весна. Но ни пение птиц, ни весна не смягчают мое сердце, как это было раньше; оно холодно и мертво. С каждым днем, говоришь ты, оно будет все холоднее. Господи, прости меня за то, что я написал; я не имел этого в виду. Но ты была для меня всем, и я не могу смириться с мыслью, что потерял тебя навеки; я боюсь, что в этом есть и моя вина. Кто-нибудь звал меня? Не посылай писем, которые приходят. Я хочу, чтобы ты и твоя матушка (если возможно) посмотрели на мистера Кина в «Отелло» и на мисс Стефанс в «Любви в деревне». Если вы пойдете, я напишу мистеру Т. – он пришлет вам билеты. Появлялся ли мистер П.? Думаю, я должен послать к нему за твоим портретом, чтобы целовать его и разговаривать с ним. Поцелуй меня, моя прекрасная возлюбленная. Ах! Если ты никогда не сможешь быть моей, я все равно останусь твоим гордым и счастливым рабом.

Х.

Лорд Байрон

(1788–1824)

…Думай иногда обо мне, когда Альпы и океан будут лежать между нами, – они не разлучат нас, пока ты этого не захочешь…

Слово «байронический» стало нарицательным обозначением особого рода романтического героя – бледного, темноволосого, со впалыми щеками, жестокого, безразличного, неотразимого для женщин и поэтому вызывающего глубокое раздражение и ярость у более надежных и достойных мужчин, которыми эти женщины так часто и так необъяснимо пренебрегают. Образ жизни Байрона и его поэзия до такой степени возмутили Европу, что в 1924 году, через сто лет после смерти поэта, прошение об установлении в его честь памятника в Вестминстерском аббатстве было отклонено настоятелем, который объяснил свой отказ так: «Байрон, отчасти своей открыто распутной жизнью, отчасти своими безнравственными виршами, заработал себе широкую репутацию человека в высшей степени аморального».

Из вереницы любовных похождений Байрона наибольшего внимания заслуживает его роман с замужней дамой Каролиной Лэм. В июле 1813 года прошел слух, что, поссорившись с Байроном на одном званом ужине, она пыталась покончить с собой, вскрыв вены сначала ножом, а затем стеклом разбитого стакана. В конце концов она уехала в Ирландию; письмо, приведенное ниже, было отправлено именно туда. Второе послание адресовано графине Гвиччиоли, молодой даме, с пожилым мужем которой Байрон познакомился в 1819 году в Венеции. Поэт написал его на форзаце романа, который графиня одолжила ему на время.

Лорд Байрон – леди Каролине Лэм

Дорогая моя Каролина,

если слезы, которые Вы видели и которые, знаю, я не должен был проливать, если бы не волнение, переполнявшее меня в момент расставания с Вами, – волнение, которое Вы должны были почувствовать во время последних событий; если бы все это не началось еще до Вашего отъезда; если все, что я сказал и совершил, и еще готов сказать и совершить, не доказало в достаточной мере, каковы есть и всегда будут мои чувства по отношению к Вам, моя любовь, тогда у меня нет других доказательств для Вас.

Бог знает, никогда до этой минуты я не думал, что Вы, моя любовь, мой дорогой друг, можете быть такой неистовой. Я не могу выразить все, сейчас не время для слов. Но я буду испытывать чувство гордости и получать печальное удовольствие от страданий, которые Вы испытали. И от того, что Вы совсем не знаете меня.

Я готов уйти, но с тяжелым сердцем. Ведь мое появление в этот вечер положит конец любой нелепой истории, которую события этого дня могли породить. Думаете ли Вы теперь, что я холоден, безжалостен и своеволен? Будут ли так думать другие? И Ваша мать? Мать, которой мы должны приносить в жертву гораздо больше, гораздо больше, чем она когда-либо узнает или вообразит.

«Обещаю не любить тебя»? Ах, Каролина, эти обещания в прошлом! Но я объясню все признания должным образом и никогда не перестану чувствовать все то, чему Вы уже были свидетелем; даже больше того – о чем знает мое сердце и, возможно, Ваше. Пусть Бог простит, защитит и осчастливит Вас навеки. Самый преданный Вам

Байрон

P.S. Вот к чему привели Ваши насмешки, моя дорогая Каролина. Есть ли что-либо на небесах или на земле, что могло бы сделать меня таким же счастливым, каким Вы меня когда-то сделали? И теперь не меньше, чем тогда, но больше, чем в настоящем времени.

Бог знает, я желаю Вам счастья. Если даже я оставлю Вас или Вы, из чувства долга по отношению к мужу и матери, покинете меня, Вы поймете, что я говорю правду, когда обещаю и клянусь, что никакой человек, никакое занятие не займет в моем сердце место, которое принадлежит и будет принадлежать Вам вечно, до самой моей смерти. Вы знаете, я бы с радостью бросил все здесь или даже в загробном мире ради Вас, так неужели мои побуждения могут быть поняты превратно?

Меня не заботит, кто знает об этом и как это может быть использовано – это для тебя, только для тебя. Я был твоим и сейчас я твой, целиком и полностью, чтобы повиноваться, почитать, любить тебя и летать с тобой, когда, где и как тебе будет угодно.