Майкл Бар-Зохар - Бен Гурион

Тревога жителей поселка нарастает, когда становится известно, что раненый скончался в больнице в Назарете. Вскоре одно за другим следуют нападения на стада и кража всего урожая ржи. Вокруг поселка кружат вооруженные всадники. В последний день Песах на охрану заступает Исраэль Корнгольд. На склоне холма он замечает двух арабов и в сопровождении говорящего по-арабски фермера подходит к ним. Через несколько минут раздаются выстрелы. Сорвав со стены оружие, рабочие бегут на звук перестрелки и находят распростертого на земле Корнгольда: он был убит выстрелом в сердце, а убийцы, захватив его винтовку, скрылись. Деревенский колокол звонит тревогу, и многочисленные группы рабочих устремляются в близлежащие лощины и овраги на поиски убийц. Неизвестно откуда появляются трое арабов. Двое евреев начинают преследование, а трое остальных, в числе которых Давид, не заметив подстроенной ловушки, бросаются наперерез возможным обидчикам, стремясь перекрыть им пути отступления. Проходя мимо ряда высоких кактусов, Давид слышит выстрелы и крик: «Меня задело!». Он оборачивается и, склонившись над товарищем, с горечью видит, что несчастный мертв.

Убийства в Се Жере окажут большое влияние на эволюцию политического сознания Давида Грина. Он убеждается, что рано или поздно, но столкновений с арабами избежать не удастся, в связи с чем всем палестинским евреям следует вооружиться и создать самоуправляемые силы обороны.

На этом заканчивается первая глава его военной карьеры. Несмотря на активную роль Давида в обороне поселения, общество «Гашомер» (Охранник) отклоняет его кандидатуру на пост руководителя общества. Позднее члены общества объяснят это тем, что, на их взгляд, он был слишком большим мечтателем.

Через полгода после этих событий, не принесших никаких видимых результатов, Давид Грин решает покинуть Сежеру. Он собирает вещи, кладет в карман револьвер и на несколько недель отправляется на работу в колонию Явниэль. Затем возвращается в Зихрон-Яаков. Там он начинает учить французский язык, продолжает изучение арабского и серьезно готовится к борьбе за достижение своих целей, которые определил для себя еще в то время, когда в полном одиночестве долгими днями ходил следом за впряженными в плуг быками. После государственного переворота, организованного младотурками в 1909 году и позволившего этническим меньшинствам Оттоманской империи иметь своих представителей в парламенте, Грин начал мечтать о политической карьере. Для этого надо было получить юридическое образование в Константинополе. Он лелеет надежду представлять в парламенте интересы еврейских рабочих Палестины, заседать на ассамблее в Константинополе и даже стать министром турецкого правительства. За время пребывания в Зихрон-Яакове он четче формулирует свои мысли:

«В ближайшем будущем я либо останусь крестьянином, либо стану юристом. У меня есть способности и тяготение и к одному, и к другому. Занимаясь ручным трудом или юриспруденцией, я всегда буду иметь перед собой одну-единственную цель: служение еврейским трудящимся на земле Израилевой. В этом смысл моей жизни, этому я посвящу свои силы. Это святая цель, в достижении которой я обрету свое счастье».

В глубине души он знает, что выбор сделан. С тем же пылом и серьезностью, с которыми готовился к отъезду в Палестину, он приступает к осуществлению своего нового плана. Чтобы стать юристом, надо углубить и расширить знания. Для поступления в университет надо успешно сдать вступительный экзамен и знать иностранные языки. Продолжая работать в поле, ночи напролет он просиживает за учебой.

Впрочем, расширять свои познания он начал еще до приезда в Зихрон-Яаков. Сперва в Варшаве, где кроме усиленного изучения математики он читал Гете, Шекспира и Толстого; затем в Сежере, где ему удалось сохранить свои студенческие привычки: чтобы никто не мешал, он устроился на гумне за деревенской околицей, посвящая учебе все вечера, свободные от преподавания иврита товарищам. В конце зимы друзья настояли на том, что он должен овладеть арабским и прочесть Коран. Эта ненужная затея лишний раз доказывает его неутолимую жажду знаний и самосовершенствования в любых жизненных условиях.

В середине 1910 года Ицхак Бен-Цви сообщает ему о том, что он выбран в состав редакционного совета газеты «Единство», печатного органа «Поалей-Цион» (на конгрессе партии, состоявшемся весной 1910 года, Рахиль Янаит и Ицхак Бен-Цви настояли на назначении Давида на пост редактора). Такое предложение было весьма неожиданным, и он долго колебался, принять его или отклонить. «Как я буду писать? — спрашивал он товарищей. — Я не умею составлять тексты, я никогда этого не делал». Тем не менее он собирает вещи и едет в Иерусалим. Еще несколько раз он будет уезжать на работы в какое-нибудь поселение, но переезд в Иерусалим четыре года спустя после его появления на земле Палестины откроет новую главу в книге жизни Давида Грина.

Разработка собственных идеалов сионизма и героическое время тяжелого физического труда уже в прошлом. Он меняет плуг и винтовку на перо и бумагу и полностью отдается политике. Со временем он станет приукрашивать воспоминания о жизни в поселке, но дни и ночи, проведенные в Галилее и Зихрон-Яакове останутся в его памяти как самые счастливые в жизни.

Глава 3

Изгнание

Когда первые осенние ветры засвистели в узких улочках старого города Иерусалима, Давид Грин приступает к работе. Теперь это изящный двадцатичетырехлетний молодой человек с черными живыми глазами, густой вьющейся шевелюрой и бледным лицом, на котором нельзя не заметить тщательно ухоженных усиков. Обычно он носит сапоги, темную рубашку и потрепанные брюки, иногда надевает костюм из грубой фланели. Пальто у него нет, он кутается в тонкую черную накидку, привезенную из Польши. Порой она служит ему и одеялом, но не может защитить от злого, пронизывающего до костей ночного холода.

Грин снимает темную комнату в грязном нищем квартале. Комнатой ее можно назвать лишь условно, поскольку это всего лишь сырой, без окон, пропахший плесенью подвал. В тусклом свете керосиновой лампы видна убогая «меблировка»— деревянные ящики, которые служат то столом, то стульями, то дощатой лежанкой.

Живется Давиду трудно, его скудного жалованья едва хватает на оплату жилья и скромного обеда. «В период работы в «Единстве», — рассказывает Рахиль Янаит, — Бен-Гурион больше всего страдал от постоянного голода». Однако он забыл об одиночестве, мучившем его в густонаселенных поселках. После разлуки со Шломо Земахом у него появляются первые товарищи, отношения с которыми перерастают в дружбу. Их двое; как и он, они члены партии и работают в редакции «Единства». Первый из них, Ицхак Бен-Цви — робкий высокий худой молодой человек с грустным лицом, красивыми усами и бородкой, старше Грина на два года. Один из основателей «Поалей-Цион», он организовал первые еврейские группы самообороны в России, откуда бежал, переодевшись монахом. Второй — Рахиль Янаит, молодая мечтательная женщина, влюбленная в Иерусалим, которая приехала в Палестину одна, без гроша в кармане, но зато с горячим желанием реализовать идеи сионизма.