Игорь Оболенский - Четыре подруги эпохи. Мемуары на фоне столетия

В этот апрельский день 2013 года давали «Старую актрису на роль жены Достоевского». Партер был заполнен почти до отказа, верхние балконы пустовали. Безучастный голос по радио объявил перед спектаклем о том, что «свистеть и кричать» до и во время спектакля категорически запрещено. А потом, словно спохватившись, холодно добавил: «Мы рады, что вы с нами».

Я заметил, как на лице у некоторых зрителей появилась ухмылка. Мол, правильно говорят об этом театре.

Но тут на сцену вышла Доронина. Согласно режиссуре Романа Виктюка, актриса появляется из-за кулис еще до того, как погаснет свет.

И зал умолк.

И все почти три часа действа внимал, боясь пропустить хоть одно слово Актрисы.

И потом, когда спектакль закончился и на часах было уже около 11 вечера, публика не спешила расходиться. Доронина принимала цветы, а зал внимал, именно так, этому действу.

Татьяна Васильевна брала по паре букетов, восходила в центр сцены и возлагала их под портреты великих мхатовских актрис прошлого, появившиеся из-под колосников в финале действа.

Это было очень красиво. И перед нами стояла действительно легенда. Великая актриса на роль Татьяны Дорониной.

Эшелон

Режиссер Галина Волчек

Мы познакомились в 2000 году на похоронах Олега Ефремова. Проститься с Олегом Николаевичем тогда на Новодевичье собрались, кажется, все легендарные актеры и режиссеры нашего времени.

Когда все было кончено, мы вместе с Галиной Борисовной брели к выходу из некрополя. Редакция заказала мне материал о Ефремове, который мне и захотелось сделать вместе с Волчек. Сегодня я понимаю, насколько был нагл и бестактен — попросить об интервью в такой день и при таких обстоятельствах. Но зато в моей жизни состоялась очень важная встреча. В тот раз Волчек внимательно взглянула на меня и… ответила согласием. Через несколько дней я уже был в ее кабинете в здании на Чистых прудах.

Монолог Волчек о Ефремове, он назывался «Песня о настоящем Олеге», увидел свет. Волчек материал понравился. При следующей встрече она улыбнулась мне и сказала: «Ты принят в семью. Обращайся, когда будет нужно».

Я не стал скромничать и довольно часто бывал в «Современнике». А как-то даже попал в квартиру Волчек на Поварской. В тот день хоронили великого оператора Павла Лебешева, так вот совпадало, что и знакомство с сыном Галины Борисовны режиссером Денисом Евстигнеевым состоялось в столь печальный день.

О чем говорили в тот вечер, писать не стану — все было очень лично. Да и без пересказов историй, звучавших на Поварской, есть, о чем написать.

Галина Волчек — настоящий клад для журналиста. Каждый раз она настолько ярко говорит, сопровождая свои слова примерами из жизни, что обращаться к Галине Борисовне с вопросами для меня всегда было подарком судьбы.

Мы встречались несколько раз. О некоторых из наших бесед мне хотелось бы вспомнить. Тем более что саму Волчек вспоминать я просил часто. Поначалу она от экскурсов в прошлое пыталась отказываться, но потом все равно начинала говорить, увлекалась, и в итоге следовал очередной непридуманный сюжет, достойный, может быть, и художественной книги.

— Я не люблю вспоминать. Всегда говорю, что вспоминать — не активный глагол. Самое яркое… Знаете, всю свою жизнь я бегу. Не важно, что порой не хватает физических сил на вечерние тусовки или приемы гостей. Сижу одна, уткнувшись в «ящик», и смотрю только «Новости», чтобы извлечь из всего этого что-то свое. Образно говоря, даже сидя, я все равно бегу. И часто памятью окунаюсь в прошлое для того, чтобы соотнести то, что было, с тем, что сейчас.

У нас внутри всегда работает «счетчик». Режиссерский или актерский — не важно. Он работает в самые невероятные минуты твоего существования. Я, например, плохо помню годы, фиксируя в памяти лишь события и людей. И все в своей жизни отсчитываю от года рождения сына. Если у меня спрашивают, когда я поставила тот или иной спектакль, я всегда начинаю вспоминать так: если Денис родился в 1961-м, то постановка была тогда-то и тогда-то.

Я ведь родила достаточно тяжело. И день, когда мне впервые принесли Дениса, помню по кадрам. В кино ведь как показывают этот момент: открывается дверь, и медсестра говорит: «Сейчас вам принесут вашего ребенка». Следующий кадр — счастливое лицо матери. А что было у меня? После слов медсестры я кинулась — это было на уровне импульса — к тумбочке и принялась искать расческу. Знала, что дети в первые дни своей жизни ничего не видят. Но все равно не могла позволить, чтобы мой сын впервые увидел меня с растрепанными волосами.

Вся жизнь идет под руководством этого «счетчика». Однажды у меня было большое горе: развод с Евстигнеевым. Мы тогда с ним жили в небольшой двухкомнатной квартире. Это было наше второе жилье, благоустройство которого целиком было на Жене. Мы так с ним договорились: я ездила с концертами типа «Добрый вечер, здравствуйте», получая за выступления, кажется, по 5 рублей, а он делал ремонт. Как сейчас помню, он выложил в гостиной искусственный камин. Чтобы все было как в лучших домах.

И вот, накануне развода, сижу я одна в этой комнате, слезы льются ручьем. Привстала с дивана, потянулась за носовым платком и увидела в зеркале свой зареванный глаз и часть руки. Знаете, о чем я в ту минуту подумала? Какой гениальный кадр для кино! Представляете? В ту минуту, когда у меня, не переставая, лились слезы, режиссерский счетчик все равно работал.

У меня есть один секрет, как его остановить. Знаете, что я для этого делаю? Моделирую в уме одежду. Поначалу я давала себе задание — думать о море, об отдыхе. Не помогало. И тогда я начинаю придумывать фасоны одежды. Задаю себе такую розово-голубую прозрачную тему. И расслабляюсь.

Но это не значит, что я уж так сильно интересуюсь модой. Только как явлением, отражающим социальную жизнь общества. Я не смотрю журналы, у меня нет такой потребности. Но на некоторые показы хожу. А раньше на рынок любила ходить. На продуктовый рынок хожу постоянно. Знаете, я поняла, что означает понятие «шопинг-терапия». Раньше, когда у меня было жуткое настроение, я приходила домой и начинала готовить: резать, жарить, тушить. От физических движений мозги постепенно переключались и начинали работать по-другому. А сейчас я иду в магазин и что-нибудь себе покупаю.

— Ваш отец Борис Волчек был известнейшим оператором, снявшим такие фильмы, как «Пышка» и «Мечта» с Фаиной Раневской. Он ведь тоже не оставил мемуаров. Но вам-то он что-нибудь рассказывал?

— Папа был очень застенчивый человек, скромный. Все, что хотел рассказать, он говорил своим студентам. Все лучшие операторы — ученики моего отца. Те же Петр Тодоровский, который начинал как оператор, Вадим Юсов учились у папы. А люди, которые его окружали… Я жила в этом кругу. Ездила с ними в одном лифте, они дергали меня за косички, когда я прыгала перед подъездом в классики. Дзига Вертов, Юлий Райзман, Сергей Эйзенштейн. А Михаил Ромм вообще был главным моим воспитателем: день я жила у себя, день у них. Дядя Коля Крючков, дядя Миша Жаров. Тетя Люся Целиковская, обожаемая мною. Я была влюблена в эту красавицу.