На карнавале истории - Леонид Иванович Плющ
Докладную записку я написал. В ней я пытался объективно описать положение дел в парапсихологии, отрицательно отозвался о ясновидении, телекинезе и т. д. Особый упор сделал на возможном военном применении телепатии. К этому времени я понимал, что мы живем в плохом обществе, но считал, что существует опасность войны со стороны империалистических государств и что поэтому нужно делать все для укрепления военной мощи государства. Сейчас я с радостью думаю, что все мои идеи в плане военного применения телепатии нереальны. В «Заповеднике имени Берия» Валентина Мороза рассказано, как капитан Круть высказал мечту о том, чтобы научиться читать мысли политзаключенных. Слава Богу, телепатия им в этом не поможет.
Несколько лет после нашей встречи мы с Ризлом переписывались. Он присылал свои статьи. За разработку метода тренажа телепатических способностей он был награжден международной премией по парапсихологии.
Кажется, в 1966 г. московские парапсихологи мне сообщили, что Ризл бежал в США. К тому времени он заведовал лабораторией парапсихологии в Праге. Но, конечно, ему не давали средств для работы, вмешивались в дела лаборатории. А он настолько влюблен в парапсихологию, что не обращает внимания на существующий строй, идеологию и т. д. Он хотел только с полной отдачей работать в парапсихологии. На рождество я получил от него поздравительную открытку из Дюкского университета. Я тогда уже занялся распространением художественного и политического самиздата и не хотел привлекать внимание органов госбезопасности к себе. Поэтому я не ответил ему, так же как не отвечал на письма американских и индусских парапсихологов. Если бы эти письма пришли после 1968 года, я бы ответил на них, т. к. уже выступал в самиздате открыто.
На 5-м курсе мы изучали политэкономию социализма и исторический материализм.
Политэкономия социализма поразила меня своей ненаучностью — слова, слова, слова. Ни статистики, ни каких-либо глубоких постулатов, ни принципиальных, обоснованных логически законов. На семинарах мы фрондировали еще больше.
В это время мы изучали (в который раз уже!) «Государство и революцию». Обычно дают задание законспектировать ту или иную главу. И какой же студент прочитает больше заданного? На младших курсах я читал Ленина без удовольствия. Меня раздражали постоянные повторы, отступления, обилие партийных дрязг, внимание к мелочам и т. д. Но на 4–5 курсе я полюбил стиль Ленина. Настойчивое повторение одной и той же мысли является способом всестороннего ее рассмотрения и диалектического развития. Известный украинский критик, ныне политзаключенный, Евгений Сверстюк уподоблял этот способ изложения мысли Ленина спирали, которая ввинчивается в мозг слушателя или читателя. Ленину удавалось таким способом доносить до массового читателя очень сложные идеи. У Сталина и еще более у Мао Цзе-дуна этот метод изложения сменился простейшими силлогизмами, которые за счет бесчисленных повторов вдалбливаются в головы людей, как формулы гипнотизера. Ленин, а еще более Маркс, показывают, какая глубокая связь существует между мыслью и формой ее изложения. Когда я впоследствии познакомился с «Философско-экономическими рукописями 1844 г.» Маркса, то был поражен художественной глубиной формул Маркса. Красота стиля Маркса принципиально отлична от притчевого стиля Христа и Ницше. У Маркса — диалектический стиль, в котором тонкая игра слов, подвижность слова, его многозначность отражает диалектическую подвижность мысли, ее многогранность, что в свою очередь отражает диалектику природы и общества. Например, формула «религия — опиум для народа» в советской атеистической пропаганде расшифровывается только как наркотическая, одурманивающая функция религии. И этот смысл действительно есть в этой формуле. Поразительно, что Лев Толстой также пришел к этому выводу в применении к церковной религии (Толстой говорил о хлороформе). Но ведь опиум является также и обезболивающим средством. И в самом деле Маркс, развивая свою мысль, говорит о том, что религия есть «сердце бессердечного мира». Последняя мысль не находит никакого развития в советской официальной идеологии.
Когда я прочитал «Государство и революцию» несколько раз, то более всего меня поразило требование платить любому чиновнику не выше средней заработной платы рабочего. Тогда я не оценил всей важности этого требования для социалистического государства, но само требование настолько резко расходилось с практикой советского государства, что на семинарах по политэкономии я постоянно ставил этот вопрос. Преподаватель постоянно уклонялся от дискуссии на эту тему. Единственным аргументом с его стороны был совет не считать все мысли Ленина абсолютной истиной (Ленин-де тоже мог ошибаться).
Такой аргумент был совершенно верным, но я настаивал на требовании Ленина как требовании справедливом (тогда я не понял политического значения этого требования, хотя у Ленина это изложено достаточно ясно и просто).
Изложение исторического материализма было на еще более низком уровне, чем политэкономия социализма. Я посетил несколько лекций и семинаров и перестал ходить на них. Преподаватель как-то поймал меня в коридоре и спросил, почему я не посещаю его лекций. Я ответил, что исторический материализм для меня настолько важный предмет, что я не могу мириться с профанацией его. На экзаменах он поставил мне и еще одному студенту «неудовлетворительно». Я ответил ему на все вопросы билета и на дополнительные вопросы. Споткнулся на вопросе о государствах «национальной демократии». Тезисы Совещания рабочих и коммунистических партий по этому вопросу я читал, но определение пропустил. Отвечал я, исходя из названия и, как потом убедился, в целом правильно. Когда он поставил 2, я спросил его: «За что?» — «Надо было посещать лекции и семинары».
Другому студенту была поставлена неудовлетворительная оценка за «сомнительное» выступление на семинаре. Этот студент происходил из крестьянской семьи, имел очень ограниченный объем знаний по гуманитарным наукам, но зато обладал самобытным мышлением. Он задал преподавателю вопрос, очень неясно сформулированный. Преподаватель не понял. Выступил я и объяснил, что этот студент спрашивает о материалистическом решении проблемы смысла жизни. Преподаватель заявил, что весь курс исторического материализма посвящен ответу на этот вопрос. Студент настаивал на более определенном ответе. Преподаватель ответил, что смысл жизни человека в построении коммунизма. Студент указал на неполноту ответа, так как неясно, каков же смысл жизни при коммунизме. Дальнейший ход спора стал совершенно пустым, так как обе стороны все более удалялись от основного вопроса. Студент этот позволил несколько замечаний, изобличавших алогизм преподавателя (несмотря на свою общую неграмотность, студент был все же математиком, и не плохим, и поэтому смог тонко проанализировать логические просчеты преподавателя).
Пришлось пересдавать экзамены. На повторном экзамене были заданы те же вопросы и отвечали мы так же. Обоим было выставлено «хорошо». Стипендии мы оба лишились. Для меня это было ударом: жена получала 60 рублей, из которых 30 шло на оплату комнаты, снимаемой в частном доме.
