Спасенный Богом: Воспоминания, письма - Василий Кривошеин
Я потом наедине сказал П.: "Зачем Вы это рассказывали? Ведь Вас могли арестовать как участника карательных экспедиций при старом режиме. А меня могли арестовать за компанию. Будьте осторожны". П. очень удивился: "А что плохое я сказал? Ведь сарды убивали русских". По-видимому, и "товарищи" рассуждали так же. Интересно отметить, что во всех вагонных разговорах почти никто не касался военных событий на фронте.
Начиная с Брянска, стала ощущаться близость фронта и войны. В Брянске, где мы простояли около двух часов, вокзал был занят красноармейцами. Человек полтораста — двести. Им раздавали сейчас обед из походной кухни. Большинство сидело тут же на платформе или на земле и ело из своих котелков. Другие бродили по вокзалу. Офицеров не было видно. Потом их стали собирать и грузить в воинские эшелоны для отправки на фронт. Вид у них был довольно распущенный. После Брянска вошел кондуктор проверять билеты. Так как у меня был служебный билет, он потребовал от меня паспорт. Никакого паспорта у меня, конечно, не было, я показал ему мои командировочные документы, включая пропуск от ЧК а, а также вид на жительство, выданный Московским университетом. Это был единственный документ, имевшийся у меня помимо моих бумаг. Но все эти документы его не интересовали. "Мне нужно удостоверение с фотографией, а то ведь все могут пользоваться чужими служебными билетами. Такое новое распоряжение". Мне еле удалось избавиться от этого чересчур усердного железнодорожного служаки. Какие там еще фотографии, где их взять, когда все закрыто, даже в ЧК их не требуют. Но повредить серьезно он мне не мог, он был не чекист.
Стемнело. Мы подъехали к последней станции перед Дмитриевым, Дерюгино. На этот раз в вагон вошел военный, сопровождаемый красноармейцем с винтовкой на плечах. Военный держал в руках фонарик. Вагон наш слабо освещался, а в теплушках вообще не было никакого освещения. Впрочем, как я потом убедился, и контроль там почти не проводился. Началась проверка документов. Мы въехали в прифронтовую полосу. Военный долго, при свете фонарика, рассматривал мои документы, видно было, что он не ахти как грамотен. Потом молча вернул их мне и пошел дальше по вагону.
Глава 3
В прифронтовой полосе
Эх, яблочко! Да куда катишься?
В чрезвычайку попадешь, да не воротишься
Куплеты эпохи гражданской войны
Часам к девяти вечера мы прибыли в Дмитриев. Станция с ее деревянным вокзалом казалась пустынной. Мы сразу же в темноте отправились пешком с вещами к родственникам П… Их домик находился на окраине города в десяти минутах ходьбы от вокзала. Хозяин был в отъезде, в доме находились его мать и сестра. Нас приняли радушно. Спать меня уложили на деревянной скамье в столовой. На следующий день мы пошли в город выяснять положение. Дмитриев небольшой уездный городок Курской губернии с немногими только каменными домами. На заборах и стенах висели приказы командующего Н-ской советской армией[7] Егорова[8], где население оповещалось, что прифронтовой полоса объявляется на военном положении, запрещается выходить из дому между шестью часами вечера и шестью часами утра, все приезжающие из других областей должны безотлагательно регистрироваться у властей, никто не должен без разрешения допускать посторонних останавливаться у себя. Приказ предупреждал, что нарушители этих постановлений будут караться со всею строгостью законов военного времени. Все это очень затрудняло осуществление моих планов, особенно запрещение, выходить ночью, так как перейти к Белым мне представлялось легче всего в ночное время. Я понимал, что риск был огромным. На площади мы встретились с одним знакомым П., довольно сомнительной личностью, по его словам, после революции видным местным коммунистом. Сейчас ему были даны диктаторские полномочия в городе Дмитриеве. Говоря о своей должности, он особенно подчеркивал свою власть. Заспорив о чем-то с подошедшим к нему человеком, он вдруг вспыхнул и закричал: "Смотри, а то я вас всех порасстреляю!" При встрече с ним П. поздоровался и объяснил цели своего приезда, представил меня как командированного вместе с ним нанимать плотников. Он посмотрел на меня с некоторым подозрением, однако поздоровался, ничего особенного не сказал при этом. "Что нового?" — спросил его П. Тот принял таинственный вид и произнес шепотом: "По секретным слухам, Харьков и Екатеринослав заняты нашими". Сказанное им сразу показалось мне полной нелепицей. Ведь если бы эти города были заняты красными, то об этом трубили бы все газеты, а не передавали бы шепотом "по секретным слухам". Но, сейчас размышляя об этом, я думаю, что он имел в виду партизан в тылу белых, хотя и в таком случае сведения его были неверны[9].
П. стал разыскивать подводу, чтобы поехать в село Селино, примерно в 25 верстах к юго-западу от Дмитриева. Он был от туда родом и туда нас командировали. По всему было заметно, что он скорее стремился туда уехать, не столько потому, что спешил нанять плотников, сколько чтобы отдохнуть в родном селе и переждать там развитие событий. Он приглашал меня поехать, но мне не было в этом никакого смысла, Селино было слишком далеко от линии фронта, сидеть там и ждать прихода белых, было опасно. Кроме того, я хотел дождаться возвращения хозяина дома, где остановился — забыл его фамилию, назову его условно М. Со слов П., он мог быть мне полезным в моем предприятии как человек, хорошо знающий местность. Нужно было позаботиться о продовольствии. Это было не просто, особенно в путешествии по Советской России, а в прифронтовой полосе тем более. В городе Дмитриеве, так и на станции, невозможно было купить куска хлеба. Местные жители получали его по карточкам в ограниченном количестве, так что мои хозяева, у которых я стоял на постое, были в нем стеснены. Просить у них лишний кусок было неловко, да и они не предлагали. Спасибо им за то, что разрешили у них жить, несмотря на огромный риск.
Я выяснил, что в городе действует столовая для служащих и приезжих, но для пользования ею нужно получить разрешение от местного совета. Я с большой неохотой пошел туда и потом пожалел об этом. Стали расспрашивать: откуда приехал, зачем, сколько дней останусь и т. д. Дали, наконец, какую то бумажку на право обедать, но сказали, что сегодня уже поздно и можно только с завтрашнего дня, и что столовая действует всего раз в день, а по
