Счастливый предатель. Необыкновенная история Джорджа Блейка: ложь, шпионаж и побег в Россию - Саймон Купер
С тех пор переживали они скорее душевно: «Во-первых, потому что мы не знали, сколько еще все это продлится, а во-вторых, потому что нам было совершенно нечего делать»[184]. Здесь оказались мыслящие люди, истощенные голодом и сходившие с ума от скуки. С тех пор Блейк знал, что месяца за три-четыре историю всей своей жизни успеет рассказать даже человек с богатейшим опытом, а потом ему придется начинать заново. Заняться там было нечем, оставалось только играть, представлять себя кем-то другим. Блейк, вспоминал потом Дин, «любил воображать себя… великим офицером ее величества, получающим титул за достойную и преданную службу. Мы похлопывали его по плечу и торжественно произносили: „Встаньте, сэр Джордж“. Мы повысили его до барона, графа и маркиза. Герцогского титула он так и не успел получить — наш плен уже закончился»[185].
Довольно бестолковые уроки северокорейской пропаганды, целью которых было обращение пленников в коммунистическую веру — «промывка мозгов», — вызывали у этих интеллектуалов лишь раздражение. Дин упоминал: «Нам часто приходилось подсказывать им цитаты Карла Маркса»[186].
Для обращения Блейка требовалось нечто гораздо более изощренное. И такой способ нашелся. Блейк рассказывал Штази: «К счастью — или для большинства из нас к несчастью, — советское посольство в Пхеньяне смилостивилось над нами и прислало несколько книг»[187]. В посылке, прибывшей весной 1951 года, была всего одна книга на английском языке — «Остров сокровищ» Роберта Льюиса Стивенсона. Пленники тянули жребий за право прочитать роман первым и вскоре зачитали книжку до дыр. Было еще и три издания на русском: «Государство и революция» Ленина и два тома «Капитала» Маркса.
Русским в группе владели лишь Блейк и Холт. Во время военных действий консул потерял очки, когда пытался укрыться от пулеметных очередей американских самолетов[188]. «После этого самостоятельно читать он уже не мог», — говорил Блейк, который к моменту нашей с ним встречи оказался ровно в таком же положении.
И читал ему я. Мы сидели на кургане, читали и обсуждали книги. Кажется, раньше он служил политическим атташе Министерства иностранных дел Британии в Ираке, гражданским чиновником английского правительства в Индии и был безупречным винтиком английской колониальной системы. Но человек он был весьма здравомыслящий и понимал, что что-то должно прийти ей на смену, и он считал, что это будет коммунизм. Он не хотел жить в коммунистическом государстве, но таков был его прогноз. А поскольку я питал к нему огромное уважение — он был моим начальником, скажем так, и у нас установились добрые дружеские отношения, — я очень прислушивался к его мнению[189].
«Итак, я прочитал „Капитал“, два тома — дважды, — изумлялся он в Штази (и в зале раздалось несколько осторожных смешков)[190]. — Несколько месяцев мы каждый день часами читали… „Капитал“ и некоторые труды Ленина»[191]. Они с Холтом читали часть текста, а потом обсуждали его, «проблему за проблемой»[192].
Эти чтения с начальником, по-видимому, произвели глубокое впечатление на способного молодого человека, чье обучение прервалось из-за войны и в чьем распоряжении внезапно оказалось два года, которые мало чем можно было занять, помимо размышлений. Они с Холтом также вместе изучали Коран на арабском[193] и обсуждали с сокамерниками Маркса и Ленина[194] (когда Холт вскоре после своего возвращения из Кореи дал интервью будущему биографу Блейка Э. Х. Кукбриджу, он, похоже, не упомянул их коммунистических штудий)[195].
Блейк размышлял потом: «Я думал, что воюю не на той стороне… Основной, если не единственной целью английской секретной службы было уничтожение коммунизма…. Я пришел к выводу, что, если мне суждено умереть — а в Корее такой риск был велик, — я хочу умереть за идею, в которую верю»[196].
В разговоре с Блейком я предположил, что заточение в Корее стало для него вторым университетом. Он ответил: «Да-да. Так оно и есть, так и есть. В каком-то смысле»[197]. Так старый империалист Холт нечаянно подтолкнул Блейка к коммунизму.
Радикальными идеями люди часто увлекаются за компанию. Ими движет стремление найти соратников. Большую часть прошлого века, вступая в коммунистическую партию, ты попадал в клуб, расставивший свои аванпосты по всему миру. В любой стране мира тебя ждали единомышленники и товарищи (пока что-то не выходило из строя и партия не решала от тебя избавиться). Кембриджские шпионы 1930-х годов и большинство джихадистов-европейцев в XXI веке приобщались к радикальным движениям вместе со сверстниками. Многих завербовали близкие друзья, любовники, братья или сестры. Однако Блейк в Корее был коммунистом-одиночкой без «ячейки».
Тогда, в 1951 году, коммунизм уже не был столь модным веянием, как в 1930-е. С другой стороны, он завоевывал все новые территории: коммунистические режимы недавно захватили Китай и Восточную Европу.
Став коммунистом, Блейк решил, что у него три варианта действий в случае освобождения из плена и возвращения в Британию: 1) уйти из СИС и найти новую работу; 2) вступить в коммунистическую партию и продавать на улицах по воскресеньям партийную газету Morning Star или 3) стать советским двойным агентом. Третий вариант, решил он, принесет наибольшую пользу в борьбе за правое дело[198].
Как-то вечером осенью 1951 года Блейк тайно передал записку на русском языке начальнику северокорейского лагеря по прозвищу Жирдяй, адресованную в советское посольство. Он перебежал на сторону врага. «Я должен вам честно сказать, — признавался он в Штази, — что это решение далось мне очень нелегко. Но я чувствовал, что должен так поступить»[199].
По вполне понятным причинам Блейк никогда не раскрывал подробностей внутренних дел КГБ. Даже обращаясь к агентам Штази за закрытыми дверьми, о своей вербовке он сказал: «Было бы слишком долго рассказывать вам, как мы это сделали»[200]. Как бы то ни было, его прием в КГБ, возможно, был более двунаправленным процессом, чем он когда-либо признавал или даже осознавал. В 1951 году, после того как многие агенты предыдущего поколения были зачищены Сталиным, СССР выискивал на Западе новых агентов. Заслугу за вербовку Блейка часто приписывают молодому офицеру КГБ Николаю Лоенко. Хотя его имя в автобиографии Блейка не фигурирует, в КГБ Лоенко прославится как «крестный отец Блейка». Работая во Владивостоке, он в северокорейский лагерь прибыл под видом офицера советской армии. Лоенко встретился со всеми британскими заключенными, взвесил, кто из них способен
