Времени тонкая нить. Кирилл Лавров - Михаил Константинович Зарубин
В такую ситуацию я попал впервые. Но это я, руководитель, а попробуй объяснить это рабочему — он пришел работать, ему нужна зарплата. Многое пришлось переделывать на ходу. Каркас здания мы запроектировали в монолитном железобетоне, но, учитывая ситуацию, изменили на металлические конструкции, которые можно было изготовить на заводе, а здесь, на площадке, за короткое время смонтировать.
Только из-за нехватки времени было придумано много новшеств. Цель была одна — сократить время работы на площадке. И все равно мы его не выигрывали. Из пяти — шести часов не сделать шестнадцать, будь ты семи пядей во лбу. Сейчас, когда прошло несколько лет, многое забылось, но тогда этот маленький дворик бурлил, как вулкан: там электричеством били нервные окончания, там реплики звучали — режиссеры позавидуют. Во многих схватках были неправы обе стороны. Мы старались решать конфликты, не доводя их до Лаврова, так сказать, в рабочем порядке. Но даже при этом оставались какие-то обиды и недоразумения…
По дороге в театр, позвонил коллегам-исполнителям. Вроде бы никаких ЧП за прошедшую неделю не случилось. Что же могло послужить причиной этого звонка?
Увидев меня, Лавров поднялся, тепло поздоровался, усадил на диван, сам сел рядом. Разговор пошел, как всегда, с расспросов о здоровье, семье, делах в театре. Я терялся в догадках. Закурив и немного помолчав. Кирилл Юрьевич начал разговор на тему, о которой мы никогда с ним не говорили:
— Театральная труппа стареет, нужны новые кадры. Обучать молодежь нужно под крышей нашего театра, где сам воздух уже насыщен традициями и легендами. Сами стены воспитывают. Моя мечта — создание студии. Сейчас такая возможность, на мой взгляд, появилась, а самое главное — есть руководитель.
Я молчал, ничего не понимая. Студия нужна, это понятно, но какова моя роль?
— Михаил Константинович, я прошу перепроектировать новое здание под театральную студию!
Он замолчал. Я тоже. В голове понеслись обрывки мыслей: государственный контракт, экспертиза, сроки, нехватка денежных средств, согласится ли на перепроектирование мастерская, неизбежная остановка строительства…
Можно было, конечно, отказаться, можно было стать в позу, но ведь я строю не для себя, а для театра, руководитель которого — Лавров. Зная, уважая его, я не мог отказать. Вероятно, в возникшей проблеме есть и моя ошибка: продавливал свою идею, не видел другого предназначения новых помещений…
— Кирилл Юрьевич, для меня услышанное настолько неожиданно… Но я согласен… Знаю лишь одно: такое кардинальное решение на «пальцах» не объяснить и не понять. Язык инженера — это чертеж…
— Спасибо! — просто сказал Лавров.
Сейчас я могу признаться честно: начиная работать над новой задачей, я многого не знал. Потому пришлось учиться. Да, студия — это творческий коллектив, сочетающий в своей работе учебные, экспериментальные и производственные задачи. Студия — коллектив единомышленников. В прошлые времена студии возникали, главным образом, при крупных театрах. И либо развивали старые добрые традиции, либо занимались поисками новых путей и средств сценической выразительности. Большое распространение «студийность» получила в советское время. В этот период были созданы театр-студия им. Ермоловой, студии под руководством Ю. Завадского, Р. Симонова, Н. Хмелева, А. Дикого в Москве, С. Радлова в Ленинграде, ряд национальных студий. Студии часто подготавливали рождение новых театров. На такой основе возник, например, «Современник».
Еще в 1930 году перед руководством Большого Драматического Театра встал вопрос о необходимости подготовки собственных актерских кадров. И уже через год при театре организовали производственно — политехнические курсы, которые возглавил Евгений Иванович Чесноков. На основе опыта их годичной работы, осенью 1932 года при театре был открыт Государственный технологический техникум с четырехгодичными сроком обучения. Здесь учились будущие актеры и режиссеры. На первый курс приняли тридцать человек: шестнадцать юношей и четырнадцать девушек. Двое из них всю жизнь отдали БДТ. Это Людмила Макарова и Ефим Копелян.
Копелян — актер известный. Не только по театру, но и по кино. А вот подробности его актерской судьбы я узнал тогда впервые. В семье Копелянов любили искусство. Отец неплохо рисовал, два брата Ефима стали художниками. В детстве он был уверен, что тоже станет художником. Или, может быть, архитектором. Закончив школу, приехал в Ленинград. Ему было 17 лет. Некоторое время поработав токарем на заводе «Красный Путиловец», поступил, как и собирался, в Академию художеств на архитектурный факультет. Будущее вроде бы определилось. Но однажды, чтобы немного подзаработать в массовке, Копелян пришел в БДТ, и остался здесь на всю жизнь.
По совету одного из приятелей Копелян поступил в театральный техникум, но потом последовала затяжная полоса неудач: его постоянно хотели отчислить как профнепригодного. Спасла лишь общественная работа — он был председателем ученического комитета. На втором курсе — снова угроза отчисления. Но ему дали последний шанс: сыграть в отрывке из пьесы Погодина «Мой друг». По ходу пьесы надо было петь песню. Мотив ее Копелян в нужный момент вдруг забыл. Но не растерялся и стал напевать «Марсельезу». Экзаменационная комиссия умирала от смеха.
Актерское мастерство в студии преподавал Константин Константинович Тверской. В 1933 году он был также главным режиссером и художественным руководителем БДТ. Педагог строгий и требовательный, он любил повторять студентам: «Пять я ставлю господу Богу, четверку — себе, ну а тройку — самому крепкому ученику». Но когда в конце второго курса стали объявлять оценки, Тверской сказал: «На сей раз я изменяю своему правилу и ставлю пять ученику!..» И назвал заслужившего небывалую награду: Копелян!
В 1935 году Ефим благополучно окончил техникум. Его сразу же пригласили в труппу БДТ. Первая роль на профессиональной сцене — кинооператор Бурков в спектакле «Не сдадимся». Пьеса рассказывала о знаменитой эпопее «Челюскина».
Обо всем этом я читал ближе к ночи, а днями и вечерами мы искали оптимальное решение поставленной Лавровым задачи. Иной раз он и сам делал пробные эскизы. И вот новый проект готов. Согласно ему первый этаж пристройки занял репетиционный класс и два помещения раздевалок с душевыми и санузлами, на втором этаже — кабинет руководителя студии, учебный класс и еще одна раздевалка с душевыми. Третий этаж предназначался для административных помещений.
А все, что придумали раньше — постараться забыть… Прощай, мастерская художника, прости Эдуард Степанович Кочергин — не судьба. Так и осталась мечтой бильярдная. И прочий, запланированный в первом проекте актерско-зрительский комфорт. Проблемы возникли тоже новые.
