Светоч Русской Церкви. Жизнеописание святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского - Александр Иванович Яковлев
Для отца Филарета перевод Евангелия стал не просто дополнением к его многочисленным служебным нагрузкам, а самым заветным делом жизни. Он не просил – Господь Сам дал возможность послужить Ему и русскому народу путем приближения слова Божия к умам и сердцам миллионов людей, населяющих Россию. В этом архимандриту Филарету виделся лучший способ реализовать все свои таланты. В Свято-Троицкой Лавре его заветной мечтой было служение гробовым монахом у святых мощей преподобного Сергия, где в тишине храма ощутимо веет дыхание вечности. Теперь же иное: перевести Библию и – умереть, ибо большего желать было невозможно.
Отец Филарет стал душой переводного комитета. Он забывал о времени, ночами просиживая над древнееврейским, древнегреческим и церковнославянским текстами, пытаясь в максимально возможной мере сочетать верность букве и духу Божественной Книги. Он и представить себе не мог, что русская Библия станет подлинно подвигом его жизни, но сам он ее не увидит – как не суждено было Моисею вступить в землю Обетованную, к которой он привел свой народ…
Книгу поднес Императору князь Голицын вместе с отчетом о деятельности Общества. Александр Павлович порадовался хорошему изданию, полистал книгу и остановился на стихе, показавшемся ему непонятным. И он повелел князю «предложить Святейшему Синоду искреннее и точное желание Его Величества доставить и россиянам способ читать слово Божие на природном своем российском языке, яко вразумительнейшем для них славянского наречия, на коем книги Священного Писания у нас издаются».
28 февраля 1816 года князь Голицын сообщил членам Синода мысль государя. При этом князь добавил, что особой новизны тут нет, ибо несколькими годами ранее Константинопольский патриарх Кирилл особой грамотой одобрил народу чтение Нового Завета на новогреческом языке вместо древнегреческого. Само собою разумелось, что церковное употребление славянского текста оставалось, как и прежде, без всяких изменений.
Члены Синода заволновались. Старые архиереи страшились любой новизны, тем более связанной с текстами Писания. Еще жива была память о возникновении раскола, связанного с исправлениями церковных книг Патриархом Никоном, еще не для всех стала привычной Елизаветинская Библия, выпущенная в свет в 1751 году с некоторыми исправлениями. Они боялись взять на себя ответственность за исполнение повеления царя, но и отвергнуть его никак не могли. Наконец осторожные архиереи нашли решение, снимавшее с них всю ответственность, но не ставившее их в положение ослушников царской воли. Было решено готовить переводы на русский язык в столичной духовной академии под контролем Комиссии духовных училищ, а изданием русской Библии предложить заняться Библейскому обществу.
16 марта 1816 года Комиссия духовных училищ положила: «Поручить дело сие ректору Санкт-Петербургской духовной академии отцу архимандриту Филарету с прочими членами академии…». Сам отец Филарет взял на себя перевод Евангелия от Иоанна – самого трудного с богословской точки зрения и самого значимого духовно. Ему же принадлежит составление правил для переводчиков и вступительных статей к первым изданиям Четвероевангелия и Нового Завета с русскими текстами.
Вступительная статья к русскому Четвероевангелию была подписана тремя именами, но стиль Филарета трудно не узнать: «Словом Божиим все сотворено, и все сотворенное держится силою слова Божия. Для человека слово Божие есть нетленное семя, от которого он возрождается из естественной в благодатную жизнь; есть хлеб, которым он духовно живет, и вода, которою утоляет духовную жажду; есть светильник, сияющий в темном месте, пока придет рассвет и заря взойдет в сердце, и есть самый дневной свет, то есть живое и блаженное познание Бога и чудес Его во времени и в вечности. Без слова Божия человек мрачен, гладей, жаждущ и мертв духовно».
Было предложено переводить с греческого языка как первоначального преимущественно перед славянским. В переводе надлежало стремиться к точности и ясности выражений, а также к чистоте языка. «Величие Священного Писания, – указывал архимандрит Филарет, – состоит в силе, а не в блеске слов; из сего следует, что не должно слишком привязываться к славянским словам и выражениям ради мнимой их важности». Однако все добавления славянского текста, внесенные ранее в текст Елизаветинской Библии для пояснения греческого оригинала, сохранялись в квадратных скобках.
Параллельно он продолжал читать лекции в академии и контролировал академическую жизнь; раз в месяц произносил проповеди, неизменно привлекавшие общее внимание; по повелению царя составил особый чин благодарственного молебствия «за избавление державы Российской от нашествия галлов»; составил методические указания о преподавании богословских наук в духовных учебных заведениях; провел в Московской, Новгородской, Тверской и Ярославской епархиях ревизию деятельности духовной академии, семинарий и духовных училищ; написал по просьбе князя Голицына книгу с апологетикой Православия; издал свои комментарии на первую библейскую книгу, книгу Бытия, и для юношества – краткие «Начертания церковно-библейской истории».
Казалось бы, такого рода непрерывная и разноплановая деятельность иссушивает сердце, но отец Филарет не зря получил имя святого Филарета Милостивого. Он легко отзывался на всякого рода просьбы. Все возраставшее его жалованье быстро разлеталось от пожертвований на православные обители на Востоке, от постоянных раздач нищим и бедным у ворот Александро-Невской Лавры; нередко он отдавал свои деньги на неотложные нужды академии. Вслух об этом не говорилось, а делалось как-то само собой.
Спустя несколько десятилетий стала известна история с одним из лучших воспитанников академии Михаилом Глухаревым, ставшим позднее архимандритом Макарием, известным просветителем Алтая и местночтимым святым. Как-то вечером он входит в кабинет ректора академии с просьбой купить за двести рублей часы одного молодого человека, его товарища (тому очень нужны были деньги).
– Хорошо, что на этот час могу уделить на часы деньжонок, только не по вашей оценке, – ответил ректор.
– Как знаете, – покорно молвил Глухарев.
– Они дороже стоят. Вот, возьмите, – и протянул пятьсот рублей.
Как узнал отец ректор, что некий молодой человек очутился в трудных обстоятельствах? Но узнал и помог выпутаться.
В личностном плане период работы над переводом Евангелия также оказался очень непростым. Архимандрит Филарет сблизился с верхушкой столичной аристократии и литераторами, например, помог Г. Р. Державину провести через цензуру его стихотворение «Христос». Все это отнимало у него время и силы. А однажды статс-секретарь А. Н. Оленин пригласил его выступить с речью на торжествах по поводу открытия Публичной библиотеки. Однако после произнесения им в Большой церкви Зимнего дворца проповеди с осуждением любви к суетному миру, вызвавшей неудовольствие вдовствующей Императрицы Марии Федоровны, его перестали приглашать во дворец. А 18 января 1816 года в
Коломне скончался его отец, протоиерей Михаил Федорович Дроздов…
Словом, работа над евангельским текстом шла не в отрешенной тишине монашеской кельи, а среди множества дел и забот. Быть может, так и нужно было.
Перевод был завершен за год, просмотрен некоторыми членами Синода и издан параллельно со славянским текстом в конце 1817 года десятитысячным
