Владимир Поцелуев - Великий Ленин. «Вечно живой»

Несмотря на введение должности генерального секретаря ЦК РКП(б) и общепризнанный авторитет Ленина, был подтвержден «единогласно установившийся обычай, заключающийся в том, что ЦК не имеет председателя. Единственными должностными лицами ЦК являются секретари, председатель же избирается на каждом данном заседании»[737]. В отсутствие Ленина, как правило, председательствовал Л.Б. Каменев, занимавший с марта 1918 г. пост председателя Московского Совета, а с 1922 г. заместителя председателя СНК и СТО.

26 мая 1922 г. у Ленина произошел первый приступ болезни. «Общая характеристика ее, – писал профессор-невропатолог В. Крамер, лечивший Ленина, – таила в себе такие признаки, что все невропатологи, как русские, так и заграничные, останавливались на ней как на чем-то, что не соответствовало трафаретным заболеваниям нервной системы»[738]. После этого работал он лишь эпизодически.

13 декабря 1922 г. Ленин в письме своим заместителям предлагал при распределении дел учесть, что для председательствования, контроля за правильностью формулировок документов и т. д. «больше подходит т. Каменев, тогда как функции чисто административные свойственны Цюрупе и Рыкову»[739]. Таким образом, и в руководстве правительства наметилась коллегиальность, хотя все советские руководители были членами Коммунистической партии, которая определяла жизненный курс всего советского общества.

Большинство советских исследователей интерпретировали разделение сфер в руководстве Совнаркома как проявление Лениным демократичности. Истина проста, Ленин физически не мог выполнять обязанности председателя правительства. В ночь с 15 на 16 декабря его самочувствие резко ухудшилось, а в ночь на 23 декабря наступает паралич правой руки и правой ноги. Критически оценивая свое состояния, он в ультимативной форме с угрозой отказа лечиться просит врачей разрешить ему диктовку стенографистке 5–10 минут ежедневно[740]. Немецкий профессор О. Ферстер, руководивший лечением Ленина, считал: «Работа для него была жизнью, бездеятельность означала смерть»[741].

Свое угасающее внимание Ленин сконцентрировал на основных проблемах строительства социализма. Рассчитывая с помощью передовой надстройки подтянуть отсталые материальное производство и культуру России, Ленин предлагает предпринять «ряд перемен в нашем политическом строе». Диктатура пролетариата, усилив государственную власть, создала огромную бюрократию, охватывающую, как паутина, всю страну и все себе подчиняющую. «Бюрократы, – писал Ленин, – имеются у нас не только в советских, но и в партийных учреждениях»[742]. По мнению Ленина, «наш аппарат из рук вон плох»[743], поэтому необходимо немедленно начать в нем перемены с его партийных звеньев, прежде всего с ЦК, ЦКК и Рабкрина. Ленин предлагает «XII партийному съезду принять следующий план»[744], в основе которого лежали два принципа: 1) увеличение руководящих партийно-государственных органов за счет рабочих, «стоящих ниже того слоя, который выдвинулся у нас, – отмечал Ленин, – за пять лет в число советских служащих и принадлежащих ближе к числу рабочих и крестьян»[745]; 2) «а с другой стороны – должны быть высоко квалифицированы, особо проверены, особо надежны, с высоким жалованием… на основании строжайшего испытания… тройной проверки…»[746].

На наш взгляд, это была лишь чистка обюрократившегося партийно-советского аппарата, ибо причины, его порождавшие, не уничтожались. Оформившаяся партийно-государственная олигархия не могла противостоять в открытой дискуссии критике проводимого социально-экономического курса и использовала силовые методы государственных структур.

В мае 1923 г. за резкую критику руководства большевиков был арестован ветеран партии Гаврил Иванович Мясников, один из руководителей партийной организации Мотовилихи (Пермская губерния). Г.И. Мясников был выслан в Берлин, а его сторонники – «Рабочая группа», более 20 человек, были арестованы. За границей Мясников, вступив в контакт с «левыми» германской Компартии, продолжал критику советско-большевистского руководства. 7 сентября 1923 г. Дзержинский направил полпреду СССР в Германии Крестинскому письмо, в котором просил «лично вызвать Мясникова к себе и объявить ему об отмене высылки и разрешении ему вернуться в пределы СССР. Отмена высылки, – пояснял руководитель ОГПУ своему соратнику, – совершена ввиду того, что пребывание Мясникова в Германии является нежелательным вследствие развитой им антипартийной и антисоветской работы и установления им контакта с левым крылом германской Компартии. Необходимость немедленного возвращения Мясникова в СССР признана руководящими кругами. Просьба к Вам: принять все меры к тому, чтобы Мясников выехал немедленно обратно в Совроссию. Из беседы с Вами у Мясникова должно сложиться впечатление, будто вопрос о репрессиях против него отпал…». Как только Мясников обманным путем возвратился в Москву, Дзержинский 19 ноября 1923 г. запросил санкции у партийного начальства. «Считаю пребывание Мясникова на свободе, – писал он секретарю ЦК Молотову, – сугубо опасным. Во-первых, для всех это непонятно и является доводом, что ЦК боится его или чувствует свою неправоту в отношении «Раб(очей) группы», ибо Мясников абсолютно не изменил своих взглядов и этого не скрывает. Затем Мясников, вернувшись сюда и не находя того, за чем сюда приехал (переговоров и договора с ЦК), теряет всякую почву и, будучи психически неуравновешенным, может выкинуть непоправимые вещи, о чем говорил в свое время Рязенов. Поэтому я думаю, что Мясников должен быть арестован. О дальнейшем необходимо решить после ареста. Думаю, что надо будет его выслать так, чтобы трудно было ему бежать…»[747]

Вот так, мало того, что за инакомыслие выслали без согласия, человека обманули реабилитацией, но по решению ЦК РКП(б) Мясников был арестован и приговорен к тюремному заключению. Так можно было посадить в тюрьму даже психически больного. К тому же боязнь Мясникова большевистским руководством объяснялась и тем, что он – участник расстрела царской семьи и «может выкинуть непоправимые вещи»[748].

«Эта организация нам представлялась, – вспоминал А.Н. Потресов ленинскую организацию «профессиональных революционеров», – и вот в этом заключался наш грех, – нормальной организацией социал-демократической партии, лишь приноровленной к условиям подпольного существования в царской России. На самом же деле это уже был эмбрион того коммунистического аппарата, при помощи которого только что освободившаяся от царизма Россия была связана по рукам и ногам новой не лучшей, а может быть, и худшей, чем царская, независимой от народных масс, безответственной бюрократической иерархией»[749].