Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 2. Ольга Константиновна - Татьяна Васильевна Бронзова
– А когда? – спросила Эмма.
Геринг неопределенно пожал плечами.
– Но ведь ты поможешь Ольгиной тете? – наступала на него жена. – Разве нельзя уже сейчас дать такое предписание в штаб этого самого генерала фон Манштейна?
– Нет. Сейчас не время. Прорвут дорогу в Крым, тогда можно.
– А не будет поздно? – испугалась Ольга.
– Не будет. Сначала войска войдут в Симферополь. Я буду владеть этой информацией.
– Вы не забудете моей просьбы?
– Нет, фрау. Я ее выполню. Слово офицера.
– Ну, прямо гора с плеч, – обрадовалась Ольга. – Порадовали! И вчера порадовали известием о скором взятии Москвы. Как вы думаете, наш фюрер отправится посмотреть на Кремлевские палаты до того, как Москву превратят в большое озеро?
– В озеро? – изумилась Эмма. – Неужели это возможно?
– Я слышала выступление фюрера по радио. Он сам так сказал, – ответила Ольга, а затем молитвенно сложила руки и воскликнула: – О, господин рейхсмаршал, если наш фюрер отправится в Москву, скажите ему, чтобы он прихватил меня с собой. Я хотела бы перед затоплением в последний раз взглянуть на город своей юности!
– И меня! – тут же воскликнула Эмма. – И я! Я тоже хочу! Я вообще никогда не видела Москвы! А если ее превратят в озеро, то никогда и не увижу!
– Какие же вы, женщины, глупенькие, – рассмеялся Геринг. – Вам бы только развлекаться. А знаете, сколько там наших воинов сейчас гибнет? Дайте сначала эту Москву взять, а потом и решим, кто и куда поедет.
– Но вы же вчера говорили, что вот-вот, – недоуменно произнесла Ольга.
– Вчера еще было вот-вот, а сегодня…
Глава пятая
И действительно, сегодня уже всё было по-другому. Сталин выступил по радио: «Я не покину Москву! Я буду с вами до конца!» И это его решение остаться в городе, в то время как посольства других стран и некоторые правительственные учреждения уже были эвакуированы в Куйбышев, вдохновило москвичей. Совершенно неожиданно паника сменилась всплеском мужества. Город стал готовиться к обороне. Рыли окопы, устанавливали огромных размеров стальные танковые ежи. Командованию было разослано распоряжение: «Ни шагу назад!» Тех солдат, что пытались бежать с поля боя, расстреливали, сдаваться в плен было запрещено. Каждый должен был биться до конца. Каждый должен был ощущать, что за ним Москва! А чтобы еще больше укрепить дух в войсках и показать всему миру, что Москва не собирается сдаваться, Иосиф Виссарионович Сталин приказал провести 7 ноября 1941 года военный парад в честь годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, и немецкие бомбардировщики не могли помешать этому. Небо над Москвой защищали все имеющиеся в наличии зенитные батареи и истребители. Парад передавался по новостным радиоканалам всего мира и снимался на кинопленку. Пусть все знают, как воины Советской армии идут по брусчатке в парадном строю под звуки военного оркестра, как отдают честь товарищу Сталину, стоящему на Мавзолее вместе с другими членами правительства, и как прямо с Красной площади уходят на фронт бить врага.
Столь невероятное событие подействовало ошеломительно. «Этих русских победить и впрямь невозможно», – думали во многих странах, а немецкая армия уже начала ощущать это на себе. А в ноябре еще и морозы ударили! Минус двадцать градусов. Нет, такая погода была не для немецких моторов! Мотоциклы не заводились, машины глохли. Генералы не только приостановили наступление на Москву, но уже даже размышляли, не отдать ли приказ к временному отступлению, как генерал Жуков сделал свой решающий ход, и у немецкой армии уже не было выбора! Все переброшенные к этому времени с Дальнего Востока дивизии и резервные танковые части, о которых немцы и представления не имели, подтянулись к Москве и перешли в неожиданную контратаку по всем направлениям. Немцы не просто отступили, они бежали, боясь попасть в окружение. Москва была спасена!
Люди радовались, слушая сводки с подмосковных боев, но удрученно вздыхали, узнавая о том, что в это время происходило на других фронтах. А там ничего хорошего не было.
Четырнадцатого ноября 1941 года армия вермахта уже вошла в Ялту.
– Мария Павловна, – прибежала из города перепуганная сотрудница музея Нина Игнатьевна, – немецкое командование расквартировывает своих солдат по домам. Что будем делать? Как спасать музей? Ведь разграбят всё, уничтожат…
На секунду Мария Павловна растерялась, но тут же сообразила.
– Попробуем защититься моей племянницей!
Она срочно поднялась в свою комнату. Научный сотрудник музея Нина Игнатьевна помчалась за ней.
– Но как? Как ваша племянница сможет нам помочь? – недоумевала она.
Мария Павловна подошла к комоду, открыла верхний ящик и, перерыв белье, вытащила запрятанную там фотографию Ольги, на которой было написано: «Дорогой и любимой моей тете Маше от ее племянницы». Внизу стояла подпись: «Ольга Чехова».
– Оля прислала мне ее перед войной, но я на всякий случай спрятала. Ведь говорят, что она водит дружбу с самим Гитлером! Ольга Леонардовна даже видела в немецкой газете снимок нашей Ольги с фюрером. Так что от греха подальше я ее и убрала. А вот теперь… – говорила она, разглаживая снимок. – Теперь ее надо поставить в рамку.
Мария Павловна взяла с полочки, где стояло множество разных фотографий ее родственников, золотистую рамочку со снимком брата Вани.
– Прости, Ванечка, – сказала она, вынимая его снимок, – но твоя рамочка как никакая другая подходит для такого дела.
Вставив фотографию, обе женщины задумались.
– А где же ее поставить, чтобы сразу ее увидели? В гостиной на рояле? В кабинете Антона Павловича?
– Нет. Это всё на втором этаже, будет лучше поставить ее все же где-то в нижних комнатах, – высказалась Нина Игнатьевна. – Может, в столовой?
Пока обе пожилые женщины бегали по дому, решая, где им лучше разместить фотографию, около калитки остановилась машина, и из нее вышли трое офицеров. Раздался резкий звонок. Мария Павловна и Нина Игнатьевна выскочили на крыльцо. Фотография Ольги в золотистой рамочке все еще оставалась в руках сестры Чехова.
– Как-то глупо встречать их с этим фото, – сказала она.
– Да уж. Получается, она как икона-спасительница в наших руках, – нервно хихикнула Нина Игнатьевна. – Дай мне ее. Я поставлю в столовой на буфет, а ты иди, открывай.
Мария Павловна поспешила к калитке. Офицеры вежливо поздоровались и направились через сад к дому.
– Это музей великого русского писателя Антона Павловича Чехова, – говорила Мария Павловна по-немецки, еле поспевая за ними. – Я его сестра. Я смотрительница музея и старший научный сотрудник, а это, –
