Петр Люкимсон - Моисей

Одним из краеугольных камней теории Велльгаузена стало утверждение, что книга Второзакония была, дескать, написана только на восемнадцатом году царствования Иосии и ее наиболее вероятным автором является первосвященник того времени Хелькия (Хилькиягу) или царский писец Сафан (Шафан). Прямое указание на эту версию Велльгаузен усматривал в самом тексте Библии:

«И было в восемнадцатый год царствования царя Иошиягу послал царь Шафана, сына Ацальягу, сына Мешулама, писца, в дом Бога, сказав: "Взойди к Хилькиягу, первосвященнику, пусть он пересчитает все деньги, принесенные в дом Бога, которые собрали у народа те, что стоят на страже у входа в Храм"...» (2 Цар. 22:3-4).

Далее хроника описывает начатые царем капитальные ремонтные работы в Храме, во время которых в его стенах был обнаружен свиток, который сама Книга Царств называет Книгой Закона, однако из самого контекста следует, что речь идет о пятой книге Торы — Второзаконии:

«И сказал Хилькиягу, первосвященник, Шафану, писцу: "Книгу Торы нашел я в доме Бога". И подал Хилькиягу книгу Шафану, и тот читал ее. И пришел Шафан, писец, говорил царю так: "Книгу дал мне Хилькиягу, священник". И читал ее Шафан царю. И было, когда услышал царь слова книги Торы, то разорвал он одежды свои. И повелел царь... "Пойдите вопросите Бога обо мне, и о народе, и обо всей Иудее, о словах этой найденной книги, ибо велик гнев Бога, который воспылал на нас за то, что не приняли отцы наши слов этой книги, чтобы поступить так, как предписано нам"...» (2 Цар. 22:8—13).

С точки зрения Велльгаузена, этот эпизод представляет собой типичный рассказ о том, как написанная в одну эпоху книга приписывается другому автору, жившему в куда более древнюю эпоху, то есть Велльгаузен однозначно датировал Второзаконие VII веком до н. э., после чего объявил, что во всех случаях, когда Библия говорит о Торе вплоть до V века до н. э. (то есть возвращения евреев из Вавилонского пленения), имеется в виду именно книга Второзакония. Окончательный текст остальных книг сложился позже.

Эта теория породила целую научную школу, на долгие годы ставшую господствующей в библеистике. Адепты этой школы выдавали все новые и новые труды, доказывающие, что Пятикнижие, да и весь Ветхий Завет являются не чем иным, как собранием множества фольклорных, устных или письменных источников; что многие его герои, и в первую очередь те, о которых говорит Пятикнижие, на самом деле никогда не существовали; что они «по определению» не могли быть созданы в ту эпоху, какой их принято датировать, и т. д.

Трудов было много, авторитет их авторов велик, их мнение выдавалось за окончательную истину, но тем не менее у всех адептов библейской критики была одна «маленькая проблема»: их теория не имела никакого практического подтверждения.

Между тем, казалось бы, все просто: достаточно найти один древний текст, написанный только Элогистом, и другой, написанный исключительно Ягвистом, — и вот оно, это долгожданное подтверждение!

Однако в том-то и дело, что такого подтверждения нет. Все обнаруженные до сих пор древние свитки Библии являются масоретскими, то есть традиционными, теми, которые известны нам и сегодня. Новые археологические открытия, включая и находку на горе Эйваль описанного в Пятикнижии жертвенника, который евреи должны были воздвигнуть уже после смерти Моисея, подтверждают истинность событий, о которых рассказывается в Пятикнижии. Однако при этом они никак не подтверждают теорию Велльгаузена.

Тем не менее и еврейские, и христианские теологи не могли не признавать того факта, что теория Велльгаузена и библейская критика в целом приобрели огромную популярность в массах и серьезно ударили по авторитету не только священнослужителей, но самой Библии. С этим было необходимо что- то делать, и в результате в современном богословии сформировались два ведущих направления в отношении к библейской критике.

Первые заявляют, что доводы, которые приводят в доказательство своих постулатов последователи Велльгаузена, слишком серьезны, чтобы сбрасывать их со счетов. А потому в этом вопросе следует искать компромисс между религией и наукой. Такой компромисс обычно обосновывают тезисом, что Боговдохновенность книг Священного Писания отнюдь не отменяет «человеческого фактора» в их создании, то есть того, что они записывались конкретными людьми из плоти и крови. Что касается Пятикнижия, то, признавая его Богооткровенный характер, сторонники этой точки зрения готовы признать, что в тексте, наряду со страницами, продиктованными самим Богом, есть и написанные Моисеем по собственной инициативе и как бы отражающие его личную точку зрения, но, возможно, есть и более поздние вставки.

«Уже за несколько веков до н. э. возникла легенда, согласно которой Пятикнижие все целиком было написано одним лишь Моисеем. Справедливость его мнения не оспаривалась и христианами, т. к. долгое время не было оснований подвергать его сомнению. Когда же впервые были выдвинуты аргументы против этой легенды, многие восприняли их с исключительной враждебностью. Им казалось, что посягательство на авторство Моисея есть посягательство на авторитет самого Пятикнижия. Между тем религиозная значимость книги никак не может быть поколеблена из-за того, что она окажется написанной не одним, а несколькими авторами...

...Таким образом, вопрос об авторстве св. книг есть исключительно научно-исторический вопрос, который не имеет прямого отношения к вероучительной стороне Писания. От его решения в ту или иную сторону в плане догматическом и нравственном ничего не может измениться. Но зато, более точно установив историю написания той или иной книги, мы легче можем увидеть ее место в историческом контексте эпохи. А это в свою очередь окажет неоценимую услугу для экзегезы Писания», — писал отец А. Мень.

И далее в своей, посвященной этой проблеме, работе Мень, суммируя взгляды исследователей этого направления, высказывает весьма элегантную формулу такого компромисса, позволяющую увязать утверждения библейской критики с авторским правом Моисея на Пятикнижие:

«В 444 г. священник Эздра, вернувшийся в Иерусалим из плена, опубликовывает "Тору Моисееву". Это уже полностью все Пятикнижие. Построенное на основе Декалога и древнейших священных преданий, оно может называться "Моисеевым" не в том смысле, как мы называем Магометовым Коран, а в том смысле, в каком Трипитака называется "буддийской". Не будучи прямым автором всей книги, Моисей тем не менее определил ее дух и ее основное содержание.

Впоследствии это духовное авторство было понято буквально, "и вот, — говорит [А.] Карташев, — родилась благочестивая легенда о данной сразу, наперед всей истории, готовой теократии, со стройной армией богато обеспеченного священства и левитства, с пышными сложными богослужебными церемониями, с этим как бы сакральным Иерусалимом, точно спустившимся на Израиль раньше Иерусалима исторического, о котором мы хорошо знаем, с каким трудом и как медленно и малоуспешно, под бичами пророческих обличений продвигался он сквозь дебри идолопоклонства к чистоте монотеистического культа. В дополнение к этому культовому видению идут и детальные законы, как бы продиктованные с неба опять-таки в готовом виде, раньше исторического опыта, применительно к развитой земледельческой городской и государственной жизни, еще нереальной и невозможной в кочевом быту пустынного странствования"...