Марк Твен - Автобиография

Неумелая работа полиции у театра «Маджестик» вызывает гнев у членов ЮХА

Мистер Клеменс дает несколько советов о том, как относиться к корпорациям, и рассуждает о джентльменах

Члены Вестсайдского отделения Юношеской христианской ассоциации обнаружили, что для того, чтобы попасть вчера днем в театр «Маджестик» на выступление Марка Твена, требуется протискиваться через толпу, как перед футбольным матчем. Никто не пострадал, но в течение нескольких минут полиция силой оттесняла толпу назад и вперед, причем, чтобы пробиться сквозь гущу прессы, был отряжен верховой полицейский, и давка была опасной.

Двери театра должны были открыться в три часа, и в это время там находилось примерно триста человек. Это была спокойная, организованная толпа молодых людей с небольшим вкраплением пожилых, но капитан Дейли из полицейского участка на Западной Сорок седьмой улице ни за что не разрешал им войти, пока не вызовет подкрепление. Полицейские прибыли лишь через двадцать минут, и с каждой секундой толпа нарастала. Тем не менее беспорядка по-прежнему не было, и выстроившимся в цепочку полицейским пришлось столкнуться всего лишь с добродушным подтруниванием.

Толпа была построена в неровную колонну, лицом к главным дверям вестибюля. Руководство Юношеской христианской ассоциации несколько раз выходило и просило капитана позволить открыть двери.

«Если вы это сделаете, я уведу своих подчиненных, и тогда много людей пострадают или будут убиты, – отвечал он. – Я знаю, как управляться с толпой».

После чего он продолжил с ней управляться. Он попытался развернуть длинный ряд людей лицом к юго-западной стороне площади Коламбус-серкл и заставить войти в вестибюль через боковой вход вместо того, лицом к которому они стояли. Но сначала он направил прямо через колонну людей верхового полицейского. За ним последовали патрульные, и уже через секунду дисциплинированное скопление людей было раздергано и распихано во все стороны.

Следующим маневром капитана Дейли было открывание боковой двери. Толпа хлынула вперед, но он оттеснил их назад и снова закрыл дверь. Толпа была совершенно сбита с толку. Затем начальство Юношеской христианской ассоциации по собственной инициативе открыло одну половинку дверей. Через этот узкий проход толпа стала протискиваться. Стекло на той половинке двери, которая была закрыта, разлетелось в пыль, и люди хлынули вперед. Несколько пальто было порвано, но, несмотря на такое обхождение, люди сохраняли самообладание. Если бы среди них оказался какой-нибудь необузданный человек, серьезного инцидента было бы не избежать. Наконец почти пятьсот человек получили возможность пройти в здание.

При открытии собрания председатель, преподобный доктор Чарлз П. Фагнани, сказал: «Руководство организации снимает с себя всю ответственность за произошедшее. (Одобрительные возгласы, аплодисменты.) Полиция перехватила у нас инициативу. (Свист.) Мы хотели открыть двери раньше, но наш царь и бог, полиция, взяла дело в свои руки и повела его по-своему. (Свист.) Вам бы давно пора привыкнуть, что полиция зверски обращается с вами. (Голос: «Вы правы!») Когда-нибудь вы возьмете дело в собственные руки и решите, что полицейским надлежит быть слугами граждан».

В конце собрания секретарь Вестсайдского отделения Чарлз Ф. Паулисон заявил, что его просили вынести резолюцию, осуждающую действия полиции, но было решено, что лучше этого не делать.

Марка Твена представили как человека, «которого совсем не вредно послушать». Он был встречен бурей аплодисментов, длившихся больше минуты.

«Я благодарю вас за это признание заслуг, – сказал он. – Я слушал то, что было сказано о гражданском чувстве. Вы жалуетесь на полицию. Вы создали полицию. Вы ответственны за полицию. Она отражает вас, своих хозяев. Поразмыслите над этим, прежде чем их винить.

Гражданское чувство – первое по важности в той стране, где граждане, объединившись, могут менять политическую атмосферу, как было сделано в Филадельфии. Там меньше коррупции, чем было раньше. Я собирался переехать в Филадельфию, но там теперь неподходящее место для предпринимательства.

Доктор Рассел говорил об организации. Я однажды сам был организацией в течение двадцати четырех часов и осуществил то, чего бы никогда не сделал в ином случае. Когда говорят «проходите живее», помните, что это не лично кондуктор оскорбляет вас, это президент железной дороги оскорбляет в вашем лице всех американских граждан. Когда оскорбления сыплются на ваших старых отца и мать, это показывает низость всемогущего президента, который мог бы прекратить их, если бы озаботился».

Я был однажды организацией. Я ехал из Чикаго с моим издателем и стенографисткой – я всегда путешествую с охраной – и заказал отдельное купе на одном поезде, ибо, помимо прочих удобств, отдельное купе дает право курить. Когда мы прибыли на станцию, кондуктор сказал, что, к сожалению, вагон с нашим купе отцепили. Я сказал: «Вы в силу договора должны обеспечить отдельное купе на этом поезде. Я не тороплюсь. Я могу оставаться здесь неделю, за счет железной дороги. Ей придется оплатить мои издержки и еще немного сверх этого».

Тогда кондуктор позвал какого-то сановника, и после некоторых споров тот пошел и выпроводил каких-то безответных людей из их купе, сказав им что-то не вполне правдивое, и отдал купе мне. Около одиннадцати часов кондуктор заглянул ко мне и был очень любезен и обаятелен. Он сказал, что знает моего тестя – в те дни было куда более респектабельно знать моего тестя, нежели меня, – затем выложил свои карты. Ему очень жаль, но вагон идет только до Харрисбурга. Они телеграфировали в Харрисбург, Питсбург, Сан-Франциско, но не смогли достать еще один вагон. Он-де сдается на мою милость. Но я ему ответил только: «Тогда вам лучше бы купить еще вагон».

Я совсем забыл об этом, как вдруг через некоторое время мистер Томсон из Пенсильвании услышал, что я еду в Чикаго, и телеграфировал: «Высылаю мой личный вагон. Клеменс не может ехать в обычном вагоне. Он слишком дорого стоит».

Вчера днем я выступал перед Вестсайдским отделением Юношеской христианской ассоциации в театре «Маджестик». Аудиторию пришлось ограничить лишь членами ассоциации, или, во всяком случае, только мужской половиной юношества, но я заранее испросил себе пару лож у самой сцены и пригласил друзей обоих полов их занять. Перед дверьми снаружи было затруднение, и я испугался, что эти друзья не попадут внутрь. Мисс Лайон добровольно вызвалась выйти и посмотреть, не сможет ли она их найти и вызволить из толпы. Она хорошенькая маленькая леди и мало подходит для такого дела, но, быть может, недостаток габаритов послужил ей скорее на пользу, чем во вред. Она нырнула в накатывавшую волну мужчин и вынырнула снаружи, где перехватила моих друзей, но тоже попала в переплет. Как раз когда полиция закрывала двери театра и объявляла толпе, что зал полон и никого больше не впустят, какой-то раскрасневшийся и взволнованный человек продрался сквозь толпу к дверям и сунулся было туда, но полицейский захлопнул дверь и человек остался снаружи. Они с мисс Лайон некоторое время были в центре внимания: она – из-за своего одиночества в этом море мужчин, а он – потому что оказался в глупом положении перед всеми, а это всегда очень нас радует, даже когда мы Вестсайдские юные христиане и должны притворяться, что человеколюбивы. Человек этот посмотрел со своей высоты на мисс Лайон – любой может сделать это, не вставая на стул, – и начал патетически… я говорю начал патетически, пафос его манеры и слов был ограничен началом. Он начал, обращаясь к мисс Лайон, а затем, к концу, переключился на толпу. Он сказал: «Я был членом этого Вестсайдского отделения молодых христиан, семь лет числился на хорошем счету и всегда делал все, что в моих силах, тем не менее ни разу не получил никакого вознаграждения. – Он помолчал полсекунды, бросил горький взгляд на закрытую дверь и с глубоким чувством прибавил: – Вот такое мое проклятое счастье!»