Карл VII. Жизнь и политика - Филипп Контамин

разговора Маргарита задала брату следующий вопрос: почему после Аррасского мира, вопреки своим обязательствам, вы держали при дворе Прежена де Коэтиви, племянника Танги дю Шателя, одного из убийц Иоанна Бесстрашного, и даже предоставил ему "такую власть, что без него ничего не решалось"? Король ответил: Прежен — доблестный рыцарь и один из мудрейших людей моего королевства, но я ни в коем случае не предпочитаю его всем остальным, а лишь позволяю давать мне советы в свой черед, как и другим. Сестра короля продолжает: но тогда почему, если его советы так хороши, вы не держите его и других постоянно при себе, почему возникают все эти заговоры, которые, по словам Шатлена, привели к образованию "лиг" и "противоборствующих группировок"? Ответ короля: я согласен, что вокруг меня есть много добрых людей которые пытаются прорваться к власти, но власть это пустое место за Круглым столом справа от короля Артура, предназначенное для рыцаря, который преуспеет в поисках Грааля, но горе тому самонадеянному, кто займет его недостойно. Напрасно мои слуги надеются "оставаться при власти дольше, чем их предшественники", их все равно сменят одного за другим. Далее Карл VII использует другое сравнение — с колесом фортуны: такой слуга думает, что прочно закрепился на вершине, но достаточно одного оборота колеса, и он будет сброшен вниз. Конечно, колесо фортуны проворачивает сам король, но делает он это только после того, как исчерпает ресурсы человека, взобравшегося на вершину, отправляя его в опалу. Короче говоря, Карл VII, как говорили, разработал для приближенных такую систему конкуренции, которая позволяла требовать от них службы с максимальной преданностью его персоне и королевству[743]. Эти слуги, которые считали, что наконец-то сорвали главный куш, "вдруг обнаружили, что им причитается и выплачивается то же жалование, что и остальным. И так от первого ко второму, от второго к третьему, от третьего к четвертному, от четверти к пятому". Бенефициаром этого непрерывного процесса был только Карл VII, "настолько, что в конце концов его слава и царствование оказались на вершине колеса фортуны собранного из частей разных людей находившихся при власти". Следует признать правдивость этой истории; однако, с одной стороны, эта практика не была лишена риска (ее явно критиковали), а с другой стороны, нет уверенности, что она действовала с самого начала царствования. Возможно, что эта остроумная интерпретация короля, была сформулированная постфактум. Остается впечатление, что, по крайней мере в первые годы, Карл VII, вовсе не руководил происходившей вокруг него игрой.

Стало ли падение Ла Тремуйя в 1433 году поворотным моментом? Нет уверенности, что даже в течение пяти критических лет, когда он руководил делами в сотрудничестве с канцлером Рено де Шартром, король не был более чем символом, которым эти люди прикрывались. С середины 1430-х годов Карл VII уже больше контролировал ситуацию, внимательно выслушивая различные и даже противоречивые мнения, высказываемые его окружением, а затем принимал чью-либо сторону. Именно эта способность выслушивать оправдывает послания, адресованные королю Жаном Жувенелем дез Юрсеном, ведь если бы Карл VII был не более чем безвольной и немой статуей, какой во всем этом был смысл?

Король как дипломат

Мудрость и воля короля особенно проявилась в дипломатии. В ноябре 1456 года в Лион прибыло бургундское посольство, во главе с двумя рыцарями, Жаном де Кроем, сеньором де Шиме, и Симоном де Лаленом, сеньором де Монтиньи, а также Жаном де Клюньи, мэтром Палаты прошений двора Филиппа Доброго, и герольдом Ордена Золотого руна. Главной целью посольства было разрядить напряженные отношения между Карлом VII и его сыном, который несколькими неделями ранее укрылся в Бургундии. Похоже, что именно этот герольд рассказал Жоржу Шатлену подробности о посольстве, которые тот подробно изложил в своей хронике. Первый контакт послов был с Дюнуа, который сказал им, чтобы они терпеливо ждали, когда будет назначена дата аудиенции у короля. Через несколько дней Жан дю Мениль-Симон, бальи Берри, и Жан д'Олон, тогдашний сенешаль Бокера, сообщили послам, что те будут приняты королем в пятницу 26 ноября в Сен-Симфорьен-д'Озон, небольшом городке, расположенное в одном дне пути от Лиона. Утром в субботу 27 ноября послы были доставлены в королевскую резиденцию и введены в зал, где Карл VII стоял у подножия своего трона. Справа и слева вдоль стен были расположены две скамьи, третья — напротив трона. Сеньор де Шиме вручил королю письма от герцога и Дофина. Король прочитал их и поинтересовался у послов здоровьем Филиппа Смелого, но ничего не спросил о Людовике. Затем он передал письма своему канцлеру, сел на трон и позволил послам изложить свое дело, что и сделал Жан де Клюньи. Затем Карл VII покинул зал приема и удалился с членами своего Совета на совещание. Вернувшись король сообщил послам, что ответ скоро будет подготовлен, а тем временем они будут находиться под опекой маршала Лоэака, адмирала Бюэя, Ришар Оливье и Этьена Ле Февра, метра Палаты прошений двора. Затем посольство вернулось в Лион.

В воскресенье 28 ноября послы вручили свои верительные грамоты канцлеру, который сказал им, что Дофин со всем смирением должен был лично явиться к королю и тогда получил бы то, что хотел. В тот же день бургундцев принял за ужином авиньонский кардинал Ален де Коэтиви и говорил с ними, в частности, о походе против турок, о котором герцог все еще думал. По мнению прелата путь поморю был бы гораздо предпочтительнее.

В последующие дни послы побеседовали с Ришаром Оливье, графом де Дюнуа и графом дю Мэн, что позволило им лучше узнать настроение короля.

В четверг, 2 декабря, Дюнуа сообщил им, что его господин примет их в следующую субботу, после мессы, по-прежнему в Сен-Симфорьен и после ужина даст им свой ответ.

4 декабря выслушав в 5 часов утра мессу в Лионе, в 6 часов послы отправились в Сен-Симфорьен и прибыли в Отель Сен-При, где остановился король.

Когда король закончил слушать мессу, в зале кроме него остались только графы дю Мэн, де Дюнуа и де Даммартен, маршал Лоэак, адмирал Жан де Бюэй и Оде д'Эди[744]. Послы преклонили перед королем колено. На этот раз настала очередь говорить Жана де Кроя. И когда он закончил, Карл VII не прося никого из своего окружения говорить от его имени, ответил сам. Хронист уточняет, что король сделал это по собственному желанию. После ужина, где послы стали гостями графа дю Мэн, они вернулись в тот же зал приемов. На этот раз, Карл VII предоставил отвечать канцлеру, и тот методично разобрав все четыре пункта бургундских "претензий" изложил ответ короля. Затем было сказано, что претензии и ответ на них должны быть записаны. Тут король вмешался и предупредил, что составление письма герцогу Бургундскому займет еще некоторое время.

Послы вернулись в Лион, где оставались до субботы 11 декабря, когда король снова вызвал их в Сен-Симфорьен. После нового выступления Жана де Клюньи Карл VII высказался лично. Подчеркнув свои добрые намерения, король заявил, что угрозы приписываемые ему Дофином, оскорбляют его искренние чувства, ведь "даже самый суровый отец в мире не поступил бы так со своим ребенком". И