Юрий Гальперин - Воздушный казак Вердена
В последние годы жизни он написал автобиографическую повесть «Цепь», где имя Славороссова стоит в ряду первых, кто помог ему определить призвание и выбор пути.
Во время одной из встреч и воспоминаний об Италии неожиданно всплыло в разговоре имя Акашева, которого Бартини тоже знал.
Во время знаменитой Генуэзской конференции Акашева назначают экспертом по вопросам воздушного флота при советской делегации.
Ветеран Итальянской компартии, сенатор Умберто Террачини вспоминал о весне 1922 года: «Это было нелегкое время. К власти еще не пришел фашизм, но его приход обозначился явственно. Назревала схватка. Рим, Милан, Генуя тех времен были похожи на города, находящиеся в осаде. Рабочая гвардия охраняла фабрики и заводы.
…Наша партия была серьезно озабочена тем, как уберечь советскую делегацию от угроз, которые уже тогда раздавались в ее адрес и в прессе, и на фашистских митингах. Партия обратилась к наиболее верным своим кадрам из числа рабочих Милана, Турина и Генуи с призывом создать дружину для охраны делегации». Был в этой дружине и Роберт Бартини.
Разбившись на группы, дружинники непрерывно несли вахту у отеля «Палаццо империаль» в курортном городке Санта-Маргерита, где расположилась советская делегация, неотступно сопровождали ее во время поездок на переговоры, проходившие в генуэзском дворце Сан-Джорджо, заботливо охраняли советских товарищей во время прогулок, следуя за ними по пятам.
Во время одной из таких экскурсий, когда Акашев показывал группе товарищей достопримечательности Генуи: дом, где родился Христофор Колумб, стоявший рядом с древними генуэзскими воротами, старинные дворцы, знаменитый порт, Бартини просто присоединился к ним, дополняя рассказ «экскурсовода» интересными подробностями. Это было несложно — Акашев хорошо говорил по-итальянски. Так они познакомились, а годы спустя вновь встретились в Москве уже по делам авиационным.
Пройдут еще годы, и внучка летчика, тогда студентка Московского университета, начинающая поэтесса Евгения Славороссова посвятит памяти деда такие берущие за сердце строки:
Мой незнакомый дед,Мой предок легендарный,Завидую судьбеТвоей неблагодарной.Не отыскать морщинНа пожелтевшем фото.О, лучший из мужчин, —Икар — дитя полета.
Это было так: ты, упрямо хмурясь, подходил к своей машине — «этажерке». Хрупкая конструкция напоминала воздушного змея, склеенного детьми. Но чудо свершилось — она взлетела.
И ахала толпа,Крестился люд, толкуя,И капал пот со лба.И рвался крик, ликуя.Бесстрашный ангел мой,В бензине и мазуте,От пошлости земнойТы поднялся до сути.
Великий гонщик. Сумасшедший велосипедист. Скорость, скорость… «Какой же русский не любит быстрой езды…» «Новый век набирает скорость. Все быстрее, быстрее…»
Молитву сотвориЗа дерзостного брата.Живой метеорит,Душа огнем объята.Падучая звезда,О чем тебе молиться?В день Страшного суда —Сгореть или разбиться?
Космонавты начала века, не отделенные броней от стихии, а вбирающие ее в свои легкие, неотразимые авиаторы в кожаных шлемах. Цветы, и музыка, и улыбки женщин. И сообщения в газетах: «Сегодня утром произошла воздушная катастрофа…»
Ты в небесах пари,Будь в вечности как дома,Мой Сент-Экзюпери,Мой предок незнакомый.Жизнь — праздник без концаИ тяжкая работа…Не разглядеть лицаНа пожелтевшем фото.
Нет, не ошибся юный спортсмен, назвавшись Славороссовым. Такие, как он, и составили славу России. «…Нельзя таких людей забывать — пионеров авиации русской», — сказал Водопьянов… Да только ли русской?..
Печальные итоги
Перемежая текущие дела все теми же поисками, и не только одного Акашева, при случае упоминаю об этом в других выступлениях. Сдав небольшой материал в редакцию «Вечерней Москвы», уезжаю в санаторий.
Через несколько дней звоню домой.
— Юра! — едва успев услышать меня, кричит жена. — Тебе звонила дочка Акашева! Слышишь?
— Кто, кто, повтори?
— Дочка Акашева, Елена Константиновна! Но фамилия ее Семашко.
— Откуда она, где живет?
— Да в Москве, я записала телефон и адрес. Слушай, она же ничего не знает о твоей книге, прочла статью в «Вечерке» и вот… Она так огорчена, что тебя не застала…
— Ира, позвони ей немедленно, дай книжку, передай…
Прошло четыре года после выхода книжки мизерным для нашей страны, но все же стотысячным тиражом, но никто из Акашевых не знал о ее существовании. И никому из их знакомых не попалась она на глаза. А тут газета так счастливо познакомила нас. Как я благодарен «Вечерке»!
Итак, мы встретились. Елена Константиновна живет с сыном, кандидатом наук Сергеем Сергеевичем Семашко. Я взял с собой магнитофон, чтобы не упустить ничего из того, что расскажет и вспомнит дочь Акашева. А она плохо себя чувствовала, очень волновалась, одним словом, первая встреча была сумбурной.
Как жаль, что не застал я в живых, а ведь мог, Галину Константиновну — старшую дочь, а потому и знавшую больше всех детей. На нее то и дело ссылалась Елена. Как я обрадовался, узнав, что в Горьком живет младшая, Ия Константиновна, и вот-вот приедет в Москву.
Только теперь мне рассказывают обстоятельства трагической гибели Константина Васильевича Акашева, о том, что пришлось пережить Варваре Михайловне, их детям.
Так уж вышло, что и я расскажу им очень многое об их отце, тем более что в книге, которую они прочли, нет и половины того, что удалось узнать уже после ее публикации.
Зато дочери одарили меня своими воспоминаниями, фотографиями родителей, весьма важными подробностями о том, что делал их отец, оставив военную службу.
В воспоминаниях красногвардейца Ильинского, которые я уже приводил, есть еще упоминание об Акашеве: «В 1927 году он был директором авиационного отделения ленинградского завода «Большевик». Дальнейшая судьба его мне неизвестна».
Да, был послан туда, чтобы вывести завод из прорыва, и вывел, о чем, как сказала Елена Константиновна, была большая статья в «Ленинградской правде». Семья тогда провела все лето на даче под Ленинградом.
Работа на заводе «Большевик» продолжалась и в следующем году. Константин Васильевич жил в двухэтажном деревянном доме у самых заводских ворот, снимал комнату в семье мастера, знакомого с давних времен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});