Николай Молчанов - Жан Жорес

Люди нашего поколения видели, как после второй мировой войны Франция переживала мучительные конвульсии, ведя безнадежные колониальные войны в Индокитае и в Северной Африке. А ведь Жорес прозорливо предсказал все это, он еще тогда предвидел неизбежные тяжкие последствия политики колониальных захватов и зверств колонизаторов. Он писал в 1908 году:

«Если я настойчиво указываю на эти страшные события, то не ради горького наслаждения выставлять напоказ эти раны, нанесенные гуманности, праву и чести. Я лишь хочу добиться, насколько это возможно, чтобы разоблаченные мною жестокости не повторялись, Я лишь хочу поколебать уверенность французов в законности насильственных действий, которые нами предпринимаются против целого народа и выражаются в столь чудовищных преступлениях. Я лишь хочу заставить Францию задуматься над тем, какие семена гнева, страдания и ненависти сеет она там и какую печальную жатву соберет она рано или поздно, Я лишь хочу показать Франции на страшном примере, в какой степени от нее скрывают правду, так как под плотным покровом молчания и лжи удалось похоронить потрясающую драму, которая, если бы Франция больше знала о ней, вызвала бы ее гневный протест. Я хочу лишь предостеречь Францию от политики насилия, бесчеловечности и жестокой эксплуатации, которая создаст для нас завтра величайшие затруднения в Индокитае, обремененном непосильными налогами, — подобно тому как она вызывает против нас все более сильную и непримиримую злобу в Марокко». Но уже тогда проявлялись опасные последствия колониальных захватов Франции. Германия время от времени снова ввязывалась в марокканские дела, каждый раз ставя мир на грань войны. Казалось, после кризиса 1905 года и Альхесирасского соглашения она предоставила Франции возможность спокойно пожирать лакомый марокканский кусок.

В 1908 году возникает новый инцидент, когда германский посол Радолин уже заявил, что он покидает Париж. Но Клемансо, стоявший у власти, чувствовал себя уверенно, он мог рассчитывать на поддержку Англии и России. Так что он даже посоветовал послу со своей обычной язвительностью выехать на более удобном поезде, который отправляется раньше. Дело кончилось соглашением: Франция снова получила от Германии признание ее особых «прав» в Марокко. Жорес с облегчением встретил это соглашение: больше всего он стремился к предотвращению войны.

Но, разумеется, германский империализм не может побороть искушения урвать и для себя что-то в соблазнительной и столь доступной Африке. Весной 1911 года, когда Франция уже почти полностью поглотила Марокко, в Берлине снова решили рискнуть.

Прекрасным безоблачным утром 1 июля 1911 года в гавань марокканского порта Агадир внезапно вошла германская канонерская лодка «Пантера», а вскоре, кроме маленького судна, появилась грозная тень крейсера «Берлин». Германская пресса горячо приветствовала эту операцию, одна из газет писала: «Ура! Мы действуем!» Немцы аккуратно объяснили, что этот визит предпринят в связи с отсутствием в Марокко должного «порядка». Однако Англия решительно поддержала Париж и предложила послать в Агадир сразу два своих крейсера. В Петербурге французскому послу сказали: слишком рано. Николай II разъяснил ему: «Вы знаете, что наши приготовления еще не закончены. Старайтесь избежать конфликта».

В результате переговоров Франция в обмен на признание Германией французского протектората над Марокко согласилась передать немцам часть территории Конго, равную двум третям территории Франции. Жорес одобрил договор от 4 ноября 1911 года и вместе с 47 депутатами-социалистами голосовал за него, поскольку он видел в нем свидетельство ослабления военной опасности. Но, надо отдать ему должное, Жорес резко осуждает режим французского протектората над Марокко.

Он тщательно следит за все усложняющимся комплексом международных отношений, Жорес нетерпеливо ищет в них факты, позволяющие питать надежду на сохранение мира. Часто, не обнаруживая ничего обнадеживающего, он взывает к благоразумию и доброй воле правителей. Жорес не видит объективной неотвратимости их стремления к мировой схватке, не видит, ибо он, подобно остальным деятелям II Интернационала, далек от того научного представления об эпохе империализма, о ее законах, которые в это время открывает и разрабатывает Ленин.

Жорес чувствует, что в мире многое меняется, что капитализм уже не тот. Но, будучи больше моралистом, чем теоретиком, он не смог глубоко понять суть новой эпохи. И он воспринимает ее характеристику у Гильфердинга, которого он считал «учеником Маркса». Жорес высказывает идеи сверхимпериализма, говорит о «начале капиталистической солидарности», что она может помочь сохранить мир. Но что можно требовать от Жореса, который никогда не претендовал на звание марксиста, если даже Карл Каутский слепо воспринял многие сомнительные идеи Гильфердинга и даже усугубил их? Ну а Гэд вообще не задумывался над новыми явлениями; для него капитализм был раз и навсегда неизменной вещью. Добросовестные попытки Жореса разобраться в эволюции капитализма без помощи научного марксистского метода не могли увенчаться серьезным успехом, хотя интуиция и подсказывала ему правильную тактику. Если Каутский создал целую теорию организованного капитализма, при котором революция уже якобы не нужна, то Жорес, напротив, считал, что новые условия облегчают революционное преобразование общества. И в этом смысле Жорес поднялся выше большинства лидеров II Интернационала.

В сумятице мировой дипломатии, в намеренной путанице взаимного шантажа, в пестром хороводе событий он сумел рассмотреть зловещие трещины в здании тогдашнего мира, грозившие ему обвалом. С 1905 года он присматривается к англо-германским противоречиям, внимательно следит за распрями, спорами и соперничеством, влекущими мир к пропасти войны. Он изо всех сил пытается затормозить сползание на край этой пропасти. И он показывает, что, рухнув вниз, ни Германия, ни Англия не выиграют. Выступая в палате 18 ноября 1909 года, он обращается к здравомыслящим немцам и англичанам с пророческим предупреждением:

— Пока соперничающие Германия и Англия открыто или тайно ставят друг другу палки в колеса во всех уголках земного шара, США под шумок растут и тоже начинают претендовать на мировое господство… Что это значит, господа? Это значит, что, если Англия и Германия передерутся и ослабят друг друга, они назавтра окажутся лицом к лицу с окрепшим могуществом США, которые, воспользовавшись их распрей, расширят свои рынки сбыта, опутают мир своими сетями.

Борьба против войны не освобождает Жореса от его остальных и многочисленных забот. В январе палата обсуждает вопрос о школьном обучении. Церковь пытается оказывать влияние на выбор и содержание учебников. Жорес произносит большую речь, продолжавшуюся на двух заседаниях. А в Париже неожиданное наводнение. Сена высоко поднялась и во многих местах вышла из беретов. Жорес, проходя после заседания, по мосту Конкорд, вдруг замечает необычно высокий уровень воды. — Я не знал, что я наговорил так много, — смеется он.