Александр Карцев - Шелковый путь. Записки военного разведчика
Кажется, прошла целая вечность с начала боя. Подниматься совсем не хочется. Так хорошо лежать у валунов. Лежать всегда лучше, чем воевать. Чтобы воевать, нужны силы. А их у меня совершенно не осталось. К тому же раненые ноги все равно подняться мне не дадут. Попросить помощи у кого-нибудь мне почему-то стыдно. Рядом лежат бойцы из группы Вадима, да и сам Вадим вставать не спешит. Плечо у него все в крови. Он весело щурится, шутит. Только два моих узбека сидят на своих пустых контейнерах и торопливо затягиваются сигаретами. Руки у них дрожат. Это и понятно: они единственные, кого сегодня не зацепило. Это и страшно. В группе у Вадима досталось каждому. Кого минометным осколком задело, кого пулей. Вадиму пуля попала в плечо. Но тяжелораненых нет. Все ранения легкие. Поэтому ребята и шутят. Остались живыми, это главное. Все остальное до свадьбы заживет. Я смотрю на часы. От моей команды на открытие огня прошло тридцать две минуты.
Медсанбат
Нас отвезли в баграмский медсанбат. Мы с Вадимом попали в одну палату. Его бойцы лежали в соседней. В медсанбате было хорошо. Нас кормили и совсем не заставляли работать. Это было здорово! Лучше могло быть только в американском плену. По Женевской конвенции офицеры, находящиеся в плену, не могли привлекаться на работы. Но у американцев пленным ежемесячно еще и платили какие-то деньги на карманные расходы. Нам тоже что-то платили, переводя какие-то деньги на наши расчетные книжки. Но получить их мы могли только в полку. Либо в Союзе. Редкая птица могла долететь до полка. О Союзе птицы даже и не мечтали. Я об этом тоже не мечтал. Впрочем, зачем птицам деньги?
В медсанбате было здорово. Через два дня приехали замполит газнийского батальона майор Чернов Алексей Алексеевич и ротный Юра Родин. Привезли какие-то передачи и фрукты нам с Вадимом и его бойцам. И последние новости. По каравану.
Оказывается, это был так называемый «денежный поезд». Из Пакистана духам везли очень большую сумму денег. Очень большую. И с очень большим охранением. Плюс около двухсот верблюдов с оружием, боеприпасами и снаряжением для Анвара и главарей других крупных банд. Такое количество верблюдов и задержало выход каравана той ночью. Почти до утра. Как только караван попал в нашу засаду, старший каравана с деньгами и со своими личными телохранителями сбежал. Напоследок приказав своим подчиненным прорываться в сторону Лангара. Вот они и прорывались.
После боя наши подобрали шестерых раненых духов. Они-то и рассказали об этом. Найдено более восьмидесяти трупов моджахедов. Многих раненых и убитых оставшиеся в живых духи унесли с собой. А вот трофейного оружия, боеприпасов и тюков с зимней одеждой и китайскими спальными мешками было так много, что пришлось их вывозить на грузовиках. Два дня. От рассвета до позднего вечера. Забили ими все склады царандоевского полка под Чарикаром.
Нас все поздравляли. Алексей Алексеевич сказал, что всех бойцов группы представили к орденам. Что комбат обратился с ходатайством к командованию моего батальона о предоставлении меня к ордену «Красного Знамени». И на ушко шепнул Вадиму, что его представили к Герою. Да, было за что. Замполит сказал, что это один из самых больших караванов, которые удалось завалить нам в Афганистане.
Это было здорово! Тогда я еще не знал, что все ребята получат ордена «Красной Звезды». В штабе округа кто-то посчитает, что давать звезду Героя за какой-то там караван не стоит. На Вадима напишут представление к ордену Ленина. Но в Москве, в Главном Управлении кадров, посчитают, что и этого много. Через полгода Вадиму тоже придет орден «Красной Звезды». Мое представление где-то затеряется. Тогда об этом мы, конечно же, не знали. Поэтому наслаждались чистыми простынями, тишиной и покоем. И восхищенными взглядами очаровательных медсестер. На третий день у меня начала подниматься температура.
Во время утреннего обхода один из врачей просит медсестру вызвать заведующего отделением. Все в палате знают, что когда лечащий врач начинает в чем-то сомневаться – это плохая примета. Если в Уголовном кодексе сомнения трактуются в пользу обвиняемого, то в работе медсанбатов любые сомнения всегда трактуются в пользу хирургов. Минут через десять в палату заходит Николай Иванович, заведующий отделением. Они о чем-то шепчутся с врачом в углу палаты. Затем Николай Иванович подходит к моей кровати.
– Наслышан о вашей работе. И не только о караване. Я о вашем лазарете в Калашахи. Говорят, у вас легкая рука. Вот я и думаю: если у вас такие золотые руки, зачем вам еще и ноги?
– Не понял. Вы это к чему?
– Проблемы у нас. С ногами. Придется резать.
– Что резать?
– Какой вы, право, непонятливый. Придется ампутировать ноги. Похоже, что обе. Так что готовьтесь к операции, батенька.
Вот и приплыли. Всегда боялся наступить на противопехотную мину и остаться без ног. Какие-то ангелы-хранители, если они, конечно, есть, уберегли меня от этого. Шафи научил меня неплохо качать маятник, уклоняться от пуль противника, одновременно сближаясь с ним. Ну почему никто не научил меня уклоняться от осколков?! Осколок гранаты из безоткатного орудия сделал то, чего я боялся больше всего. И никакая мина оказалась для этого не нужна. Не в лоб, как говорится, так по лбу.
Примерно год назад мой хороший знакомый Саня Козлов попал в медсанбат с пулевым ранением в живот. В живот! Но ему почему-то должны были ампутировать обе ноги. Говорят, что пуля перебила какие-то артерии. Ночью Саня перекрыл свою систему жизнеобеспечения. Не захотел жить без ног. И трудно его винить за это.
Во время обеда я ухожу погулять из палаты. Прогулка на двух костылях – занятие не самое приятное. Ну да мне недалеко. Здесь вообще все очень близко. Через забор – инфекционный госпиталь. С другой стороны – вертолетная площадка. Там же – пункт водозабора. Почти ежедневно на пункте заправляется наша батальонная водовозка.
В прошлый раз я покидал инфекционный госпиталь в чужой солдатской форме. Ну, тогда я был практически здоров. Сбегая из госпиталя, старался придерживаться элементарных приличий. Сейчас не до того. Из медсанбата я ухожу в обычной пижаме. На двух костылях. Оставив в своей тумбочке записку: «Уехал в батальон». Ни с кем не попрощавшись. Даже с Вадимом. Мне сейчас не до приличий. Болею.
Заборы никогда не были для меня проблемой. Спасибо родному спортвзводу и полосе препятствий. Не стал он проблемой и сейчас. Я перебросил костыли на другую сторону. Затем перебросил туда же и свое бедное тело. Пару минут пришлось отдышаться. Никогда не думал, что приземляться так больно. Аж слезы на глаза навернулись! Что-то в последнее время они стали часто наворачиваться. Может, пить поменьше жидкости? Или бросить прыгать через заборы? Говорят, что в заборах бывают контрольно-пропускные пункты. Да мало ли что говорят! Нельзя всему верить.
