Павел Басинский - Лев Толстой: Бегство из рая
Однако Толстой не мог не чувствовать ответственности за свои убеждения. И поэтому спорить с Чертковым ему было морально трудно. Он вынужден был наблюдать, как его первый ученик становится куда более последовательным «Толстым», чем он сам. И подчиняться догматизму Черткова, как это случилось с «Крейцеровой сонатой». Ведь именно по совету Черткова Толстой «дожал» это произведение в морализаторском «Послесловии».
Однажды Л.Н. попросил С.А. найти ему письмо Репина. Среди писем она случайно натолкнулась на письмо Черткова, в котором тот превозносил свою жену Галю и жалел Толстого.
«Меня это письмо буквально взорвало», — вспоминала С.А.
Взорвало настолько, что она помнила об этом много лет спустя. И ее можно понять. В письме Черткова от 18–20 февраля 1887 года как будто не упоминалась С.А. Чертков писал о Гале, о том, как он счастлив с ней. «…нет той области, в которой мы лишены обоюдного общения и единения. Не знаю, как благодарить Бога за всё то благо, какое я получаю от этого единения с женой». В то же время В.Г. замечал: «При этом я всегда вспоминаю тех, кто лишен возможности такого духовного общения с женами и которые, как казалось бы, гораздо, гораздо более меня заслуживают счастья».
Это был камень в С.А. В своем дневнике начала марта 1887 года она пишет: «Было письмо от Черткова. Не люблю я его: не умен, хитер, односторонен и не добр. Л.Н. пристрастен к нему за его поклонение». И — тремя днями позже: «Отношения с Чертковым надо прекратить. Там всё — ложь и зло, а от этого подальше». Это была война!
Но достаточно взглянуть на ответное письмо Л.Н. к Черткову, чтобы понять, что эта война была его женой заведомо проиграна. Толстой не только не указывает В.Г. на недопустимость вторжения в свою личную жизнь, но… благодарит его. «Спасибо вам за него. Вы верно не можете себе представить мою радость при чтении его. Как всё хорошо: и ваша жизнь с женою и матерью, и те запросы жизни, которые встают перед вами. Очень радуюсь и люблю вас».
Так кому С.А. объявляла войну? Черткову? Или собственному мужу?
Но откуда вообще вдруг появилась в письмах Черткова эта тональность: жалеть Толстого из-за его жены? Ведь до 1887 года Чертков бывал в доме Толстых только наездами. Конечно, он мог питаться слухами, но слухи не дали бы ему морального права на такое письмо. Моральное право предоставил сам Толстой.
Уже 27 марта 1884 года, описывая «милому другу» два страшных впечатления дня (малолетняя проститутка, которую забрали в полицию, и голое мертвое тело бывшей прачки, скончавшейся от голода и холода), он горько жалуется: «Мне стыдно писать это, стыдно жить. Дома блюдо осетрины, пятое, найдено не свежим. Разговор мой перед людьми мне близкими об этом встречается недоумением — зачем говорить, если нельзя поправить. Вот когда я молюсь: Боже мой, научи меня, как мне быть, как мне жить, чтобы жизнь моя не была мне гнусной».
Это письмо по просьбе Л.Н. было уничтожено Чертковым. Но до нас дошла обширная выписка из него, сделанная В.Г. В начале эпистолярного общения он по настоянию Толстого уничтожил несколько его писем, слишком интимных по содержанию, и лишь позже уговорил своего учителя позволить ему не уничтожать писем, предназначенных для него одного, а хранить у себя, никому не показывая при жизни Толстого.
В период 1883–1887 годов в письмах к Черткову Толстой неоднократно жаловался на свое одиночество в семье, на то, что его не понимают, его даже слушать не хотят. И возникает вопрос: как должен был реагировать на это его идейный последователь и молодой муж, который действительно был счастлив со своей молодой женой? Вспомним то «неимоверное счастье», которое испытывал сам Л.Н. с Соней в начале 60-х годов.
В каком контексте было написано письмо Черткова и ответ на него Л.Н.? Чертков счастлив с Галей. А Толстые? Заглянем в дневник С.А. от 6 марта 1887 года. «На душе уныло. Илья очень огорчает своей таинственной и нехорошей жизнью. Праздность, водка, часто ложь, дурное общество и главное — отсутствие всякой духовной жизни. Сережа уехал в Тулу, завтра заседание в их крестьянском банке. Таня и Лева огорчительно играют винт. С меньшими детьми я потеряла всякую способность воспитывать… Точки опоры в жизни у меня теперь нет никакой…»
В семье Толстых если не развал, то очень серьезный кризис. Несложно предположить, что письмо Черткова «взорвало» С.А. еще и по этой причине.
В компьютерной технологии есть рабочее понятие «поддерживать формат». Так вот С.А. и по воспитанию, и по привычкам, и по жизненному опыту была неспособна поддерживать с мужем тот формат отношений, который сложился между Л.Н. и В.Г. Толстой же, в свою очередь, переходя от переписки с Чертковым к общению с женой, вынужден был переключаться с одного формата на другой. Семью «глючило».
В 1885 году Чертков пишет Л.Н.: «Зачем вы не попросите вашего старшего сына помочь вам в приведении в порядок и содержании в порядке ваших бумаг? Это так важно, чтобы бумаги содержались в порядке кем-нибудь из ваших домашних… Всё, что вы пишете, для нас так дорого, так близко всему хорошему что мы в себе сознаем, что просто содрогаешься от одной мысли, что что-нибудь из ваших писаний может пропасть за недостатком присмотра».
Толстой остро чувствовал этот недостаток внимания со стороны семьи к своей работе. Сколько раз в дневнике он жалуется на сыновей! Иногда пишет им, каждому и всем вместе, пространные письма, пытаясь наставить на путь истинный, спасти от атеизма, эгоизма, пьянства, карточной игры. Точно он живет не вместе с ними, а где-то на необитаемом острове.
А Черткова не надо наставлять. Он сам наставит кого угодно. И он до такой степени занят всем, чем занят Толстой, что это невозможно было не оценить.
Даже С.А. признается: «Я неправа была, думая, что лесть заставляет Черткова общаться с Львом Николаевичем. Чертков фанатично полюбил Льва Николаевича и упорно, много лет живет им, его мыслями, сочинениями и даже личностью, которую изображает в бесчисленных фотографиях. По складу ума Чертков ограниченный человек, и ограничился сочинениями, мыслями и жизнью Льва Толстого. Спасибо ему и за это».
Это написано до ухода Толстого.
Именно благодаря своей преданности Чертков может позволить себе в отношении к учителю немного лишнего. Например, вмешаться в текст «Кавказского пленника» при его переиздании в «Посреднике». Чертков просит Л.Н. исправить (!) в повести несколько строк, которые ему кажутся неудачными (!). И Толстой легко соглашается, хотя считает «Кавказского пленника» лучшим своим произведением и ставит его гораздо выше «Войны и мира». «На исключение тех мест, о которых вы писали, я очень радостно согласен и благодарен. Только сделайте сами». Фактически он приглашает Черткова к сотворчеству, потому что редакторская правка была для Толстого важнейшим элементом творчества.
