Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам

«Он был резок, насмешлив, прям и, что самое главное, умнее и образованнее многих своих коллег».

В Москве человеку с таким характером (по словам того же Заруцкого) тоже было нелегко:

«Обладая неплохими экономическим и юридическим образованиями и независимым нравом, он к вопросам подходил со своей точкой зрения, со своими планами и от задуманного не отступал, никогда не соглашался с тем, в чём не был уверен. Ему трудно было в Москве сработаться».

А тут ещё в январе 1922 года первым заместителем наркома финансов был назначен Григорий Сокольников. Так же, как и Краснощёков, он пришёл в Наркомфин после тяжёлой болезни. Сокольников был прооперирован в Германии, и только затем приступил к работе.

К этому времени Николай Крестинский (член политбюро и нарком финансов, симпатизировавший Троцкому) был назначен полномочным представителем Советской России в Германии и находился уже в Берлине. Так что со дня своего назначения на пост первого заместителя наркома Сокольников фактически возглавил наркомат.

И вот тут-то, как говорится, нашла коса на камень. Столкнулись взгляды, манеры и интересы двух личностей. И каких! Ведь оба – и Сокольников и Краснощёков – провели немало лет в эмиграции, оба получили высшее образование за рубежом, оба успели побывать на ответственейших постах (первый – в Советской России, второй – в ДВР). Оба были умны и талантливы. И оба не привыкли никому ни в чём уступать.

Возникло противостояние.

А тут ещё Народный комиссариат финансов подготовил предложения относительно организации торговли, которые существенно расходились с тем, что предлагал Совнарком. Ознакомившись с прожектами Наркомфина, Ленин пришёл в ужас. Не вникая в суть того, что именно не понравилось Владимиру Ильичу, скажем лишь, что Ленин тотчас написал письмо Льву Каменеву:

«Проект Сокольникова доказал, что наш милый, талантливый и ценнейший т. Сокольников в проекте торговли ничего не смыслит. И он нас погубит, если ему дать ход.

Величайшая ошибка думать, что НЭП положил конец террору, мы ещё вернёмся к террору экономическому.

Иностранцы у нас теперь взятками скупают наших чиновников и «вывозят остатки России». И вывезут».

Выявив бестолковость высокопоставленного большевика и непонимание порученного ему дела, Владимир Ильич обрушился на волокиту, которой оказались заражены многие властные советские органы. И вождь сделал Каменеву распоряжение:

«Опубликовать тотчас же… от имени Президиума ВЦИКа твёрдое, холодное, свирепое заявление, что мы дальше не отступаем в экономике и что покушающиеся нас надуть… встретят террор, этого слова не употреблять, но „тонко и вежливо намекнуть“ на сие…

Ни тени доверия ни к декретам, ни к учреждениям. Только проверять практику и школить за волокиту.

Только этим должны заняться умные люди. А за остальное посадить… остальных».

Особенно жёстко и безжалостно по отношению к волокитчикам и взяточникам звучали заключительные фразы ленинского письма:

«… прессе поручить высмеять тех и других и оплевать их…

За это надо гноить в тюрьме!.. Так и только так учить надо. Иначе совработники и местные и центральные не выучатся».

И Ильич ещё раз повторил:

«… надо гноить в тюрьме… Москвичей за глупость по 6 часов клоповника. Внешторговцев за их глупость плюс "центрответственность "на 36 часов клоповника. Так и только так учить надо.

Очень прошу дать прочесть это по секрету членам Политбюро и Молотову и вернуть мне с пометками каждого хоть в два слова.

Ваш Ленин».

Два лидера

Месяца не прошло со дня написания этого письма, как Владимир Ильич узнал о том, что один из умнейших советских работников, которого он сам рекомендовал в руководство Наркомфином (НКФ), оттуда уволен. И что члены политбюро поддержали это решение. А уволен был Александр Краснощёков, который заболел и которого, воспользовавшись этим, тут же уволили из наркомата.

Что оставалось делать потерпевшему неожиданное поражение лидеру? В Москве он был чужаком. Единственным человеком, кто мог ему помочь, был председатель Совнаркома, тоже, кстати, в это время болевший. И Краснощёков обратился к нему.

30 марта 1922 года Ленин принял уволенного финансиста, побеседовал с ним и написал письмо. Оно длинновато, но мы приведём его почти целиком – настолько интересно его содержание.

«30/III. 1922

Совершенно секретно

1 апреля

т. Молотову для членов политбюро

Беседовал с Краснощёковым. Вижу, что мы, Политбюро, сделали большую ошибку!

Человека, несомненно, умного, энергичного, знающего, опытного, мы задержали и довели до положения, когда люди способны всё бросить и бежать куда глаза глядят.

Знает все языки, английский превосходно. В движении с 1896 года. 15 лет в Америке. Начал с маляра. Был директором школы. Знает коммерцию».

Обратим внимание, как подробно Владимир Ильич перечислил места работы Краснощёкова! Ведь большевистские вожди (за редким исключением), как правило, нигде никогда постоянно не работали, всю свою жизнь занимаясь одной лишь революционной деятельностью.

Но вернёмся к ленинскому письму о Краснощёкове:

«Показал себя умным представителем в ДВР, где едва ли не он всё и организовал.

Мы его сняли оттуда. Здесь, при полном безвластии в НКФ, посадили в НКФ. Теперь, как раз когда он лежал больной тифом, его уволили.

Всё возможное и невозможное сделано нами, чтобы оттолкнуть очень энергичного, умного и ценного работника.

У него разногласия были и с НКВТ и с НКФ, ибо он стоял за большую «свободу торговли».

Он говорит: «дайте мне показать себя на работе, чтобы я вёл её до конца, не дёргайте меня». И, конечно, это желание законное.

Надо попытаться устроить его в ВСНХ. Во всяком случае, надо добиться во что бы то ни стало, чтобы мы не потеряли работника, а исполнили его законнейшее желание, поставив его на определённую работу и дали ему ни хоть один год опыта, испытали его, не дёргали (будет де везде работать, только не дёргайте).

(В НКИНДЕЛЕ он хотел работать. С Чичериным были у него разногласия о внешней политике ДВР).

Ленин».

Письмо для вождя большевиков необычное. Все его послания, как правило, очень жёстки, строги и категоричны.

Приведём в качестве примера лишь одну фразу Владимира Ильича, написанную им 19 марта 1922 года во время дискуссии о том, как следует поступать с представителями тогдашней оппозиции: