Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам

А ведь как красочно можно было расписать своё боевое большевистское прошлое или хотя бы достаточно подробно рассказать о том, как подростка, полюбившего учение Карла Маркса, три раза арестовывали царские жандармы. А поэт о Бутырской тюрьме всего лишь вспомнил:

«Я вот / в „Бюро похоронных процессий“влюбился в глазок 103 камеры».

Можно было торжественно заявить о своей готовности отдать всё, если этого потребует партия большевиков, но Владимир Владимирович написал лишь о солнечном зайчике, прыгавшем по стене его камеры:

«… я / за стенного / за жёлтого зайцаотдал тогда бы – всё на свете».

Так что возникают серьёзные сомнения в том, была ли у поэта-футуриста революционная юность – та, о которой так много рассказывали его современники, и на которой мы строили своё повествование в предыдущей книге.

Отдельная главка поэмы названа «Ты» и посвящена Лили Брик:

«Пришла – / деловито, / за рыком, / за ростом,взглянув, / разглядела просто мальчика.Взяла, / отобрала сердце / и простопошла играть – / как девочка мячиком».

Здесь Маяковский просто повторил то, что было уже сказано Николаем Гумилёвым в его стихотворении «Сирень», написанном в 1917 году:

«И за огненными небесамиОбо мне задумалась она,Девушка с газельными глазамиМоего любимейшего сна.Сердце прыгало, как детский мячик…»

Но Гумилёва уже не было в живых, о его творчестве старались не вспоминать, и Маяковский так и остался первооткрывателем поэтического образа: сердце, как детский мячик.

В завершении поэмы давалась клятва:

«Не смоют любовь / ни ссоры, / ни вёрсты.Продумана, / выверена, / проверена.Подъемля торжественно стих строкопёстрый,клянусь – /люблю / неизменно и верно!»

Вот такой стихотворный подарок вручил Маяковский приехавшей Лили Юрьевне.

«Чистка» и аукцион

В феврале 1922 года произошло ещё одно не менее значительное событие: нарисовав последний плакат, Маяковский покинул РОСТА.

Лили Брик писала:

«Умирание наше началось, когда отдел перевели в Главполитпросвет и заработали лито-, и цинко– и типографии. Дали сначала две недели ликвидационные, потом ещё две недели, а вскоре и совсем закрыли».

17 февраля в Политехническом музее продолжилась «Чистка современной поэзии». Поэт Осип Мандельштам во втором номере журнала «Россия» написал:

«Когда в Политехническом музее Маяковский чистил поэтов по алфавиту, среди аудитории нашлись молодые люди, которые вызвались, когда до них дошла очередь, сами читать свои стихи, чтобы облегчить задачу Маяковскому. Это возможно только в Москве и нигде в мире, – только здесь есть люди, которые, как шииты, готовы лечь на землю, чтобы по ним проехала колесница зычного голоса».

19 февраля 1922 года в московском Доме печати проходил литературный аукцион в пользу голодающих Поволжья. Подобные мероприятия проводились тогда довольно часто, но то, как был представлен этот аукцион (названный «американским»), для многих было в новинку. Афиши рекламировали спектакль мастерской Николая Михайловича Фореггера, а в его антракте – распродажу книг. И тут же шло добавление, что Владимир Маяковский «по ходу действия сделает сенсационное сообщение».

Маяковский его сделал, объявив в самом начале аукциона, что «никто не покинет Дом печати без его разрешения, которое он даст только тем, кто пожертвует голодающим Поволжья». Сам поэт выставил на продажу свою книгу с автографом:

«Отдавшему всё для голодных сёл даритМаяковский своё «Всё»».

Газета «Правда» в номере от 21 февраля подводила итог:

«Устроенный в Доме печати в воскресенье 19 февраля во время спектакля „американский аукцион“ книг и автографов с участием В.Маяковского прошёл весьма успешно. Выручено в общей сложности… около 40 000 000 рублей. Книга Маяковского „Всё сочинённое Маяковским“ прошла за 18 900 000 р., автограф присутствовавшего в зале МЛитвинова за 5 250 000р., за выступление с чтением стихов Есенина было собрано 5 100 000 р. Все деньги переданы в Губернскую комиссию помощи голодающим при Главполитпросвете».

Обратим внимание, что за автограф заместителя наркома по иностранным делам Максима Максимовича Литвинова дали пять с четвертью миллионов рублей, даже больше, чем за чтение стихов самим Есениным! За книгу Маяковского выручили почти девятнадцать тысяч. До сорока миллионов оставалось совсем немного. Стало быть, те, кто пришёл на аукцион, были людьми очень и очень небогатыми (ведь Рита Райт, как мы помним, писала, что тогда «пара чулок стоила миллиона полтора»).

2 марта 1922 года в Политехническом музее состоялся вечер «Поэты – голодающим».

Газета «Вечерние известия»:

«Выйдя на усиленные вызовы публики, Маяковский заявил, что прочтёт свою новую вещь „Пролог к четвёртому Интернационалу“ только в том случае, если публика хорошо пожертвует в пользу голодающих. В результате обхода аудитории Маяковским была собрана значительная сумма, которая вместе с пожертвованиями присутствующих поэтов составила 16 миллионов рублей, здесь же переданных члену комиссии Помгол».

А ГПУ в это время начало арестовывать правых эсеров. Аресты были массовыми. Спасаясь от них, 4 марта Виктор Шкловский «с фантастической смелостью» бежал в Финляндию. Но гепеушники арестовали его жену, Василису Георгиевну Шкловскую-Корди (её держали в тюрьме как заложницу).

Удар по заседаниям

Самой главной неприятностью той поры для Маяковского было, пожалуй, то, что его на дух не воспринимал ответственный редактор газеты «Известия» Юрий Михайлович Стеклов (Овший Моисеевич Нахамкис). Через три года Владимир Владимирович рассказал:

«Я лично ни разу не был допущен к Стеклову. И напечататься мне удалось только случайно, во время его отъезда, благодаря Литовскому».

Осафа Семёновича Литовского (Кагана) впоследствии прославит Михаил Булгаков, сделав его прототипом критика Латунского, одного из героев «Мастера и Маргариты». Именно Литовский, как говорят, одним из первых стал употреблять словечко «булгаковщина», которым травили автора «Дней Турбиных», «Зойкиной квартиры», «Багрового острова» и «Бега».

А Маяковскому Литовский помог. Судя по его настоящей фамилии (Каган), он мог быть дальним родственником Лили Брик. Так это или не так, но 4 марта 1922 года в «Известиях В ЦИК» было опубликовано стихотворение Маяковского «Наш быт. Прозаседавшимся», более известное как просто «Прозаседавшиеся». В нём критиковались многочисленные заседания, на которых проводили время ответственные советские работники. Заканчивалось стихотворение так: