Альберт Шпеер - Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945

Как только бомбардировщики, сбросив свой смертоносный груз, улетали, я ехал на машине в те городские районы, где находились военные заводы. Мы пробирались меж горящих домов по заваленным обломками улицам. Перед развалинами стояли или сидели люди, на обочинах валялись спасенные из огня вещи и мебель. Иногда глубокая подавленность берлинцев сменялась истерическим весельем, что часто наблюдается в моменты катастроф. Зловеще пахло гарью, клубилась сажа. Над городом висела дымовая завеса высотой до шести километров, и даже днем было темно, как ночью.

Я не раз пытался рассказать о своих впечатлениях Гитлеру, но он тут же прерывал меня замечаниями вроде: «Между прочим, Шпеер, сколько танков вы сможете поставить в следующем месяце?»

26 ноября 1943 года, через четыре дня после уничтожения здания моего министерства, во время массированного налета на Берлин возник страшный пожар на важнейшем танковом заводе фирмы «Аллкетт». Было разбомблено здание центрального телефонного узла Берлина. Моему коллеге Зауру пришла в голову мысль позвонить в берлинское пожарное управление по неповрежденной прямой линии связи через Ставку фюрера. Именно поэтому Гитлер узнал о пожаре и, не потребовав никаких объяснений, приказал бросить на тушение танкового завода все пожарные команды из окрестностей Берлина.

Тем временем я добрался до «Аллкетта». Почти все главные цеха выгорели дотла, но пожар уже был потушен. Однако продолжали прибывать пожарные команды даже из таких отдаленных пригородов, как Бранденбург, Ораниенбург и Потсдам. Поскольку они получили приказ лично от фюрера, я так и не смог убедить их отправиться на тушение других пожаров. В то раннее утро все улицы вокруг завода были забиты бездействующими пожарными машинами, а в других частях города полыхал огонь.

Чтобы ознакомить сотрудников с проблемами производства авиационной техники, в сентябре 1943 года мы с Мильхом созвали совещание в научно-исследовательском центре ВВС в Рехлине на Мюритцзее. Среди прочего Мильх и технические эксперты говорили о перспективах производства вражеских самолетов; представлялись графики по всем типам самолетов, особенно американских. Больше всего нас поразили предполагаемые объемы производства дневных четырехмоторных бомбардировщиков. Если эти цифры были верными, то все, что мы испытали до тех пор, могло считаться лишь прелюдией.

Разумеется, встал вопрос, знакомы ли с этими цифрами Гитлер и Геринг. Мильх с горечью сообщил мне, что месяцами пытался заставить Геринга выслушать доклад своих экспертов, но Геринг не желал ничего слышать. По словам Мильха, фюрер считал все наши сведения вражеской пропагандой и Геринг придерживался того же мнения. Мои попытки обратить внимание Гитлера на эти цифры тоже закончились провалом. «Не поддавайтесь на их уловки. Это все выдумки. Разумеется, пораженцы из министерства авиации попались на их удочку» – вот так же зимой 1942 года Гитлер реагировал на все предостережения, и теперь, когда наши города один за другим сметались с лица земли, он не сменил пластинку.

Примерно тогда же я стал свидетелем драматичного спора Геринга с генералом Галландом, инспектором истребительной авиации. В тот день Галланд доложил Гитлеру, что над Аахеном сбито несколько американских истребителей, сопровождавших эскадрильи бомбардировщиков, и предупредил о грозящей нам опасности: с бензобаками большего объема эти истребители очень скоро смогут сопровождать бомбардировщики еще глубже на территорию Германии. Гитлер просто передал этот разговор Герингу.

Галланд как раз явился в салон-вагон Геринга попрощаться с шефом, отбывавшим в Роминтенскую пустошь.

– Как вам пришло в голову сказать фюреру, что американские истребители проникнут в воздушное пространство рейха? – заорал на него Геринг.

– Герр рейхсмаршал, – невозмутимо ответил Галланд, – они проникнут в самое сердце Германии.

Геринг еще больше разъярился:

– Чушь, Галланд. Откуда у вас такие фантазии? Это чистый блеф!

Галланд покачал головой. Он держался с нарочитой небрежностью – фуражка набекрень, в зубах длинная сигара.

– Это непреложные факты, герр рейхсмаршал. Американские истребители сбиты над Аахеном.

Геринг не сдавался:

– Это не может быть правдой, Галланд. Это невозможно.

– Можете съездить и посмотреть сами, – с легкой насмешкой предложил Галланд. – Сбитые самолеты лежат под Аахеном.

Геринг попытался сгладить острые углы:

– Да полно вам, Галланд. Я сам опытный пилот-истребитель. Я знаю, что возможно, а что невозможно. Признайте же свою ошибку.

Галланд качал головой, пока Геринг в конце концов не объявил:

– Я думаю, случилось вот что: они были сбиты гораздо западнее. То есть если их подбили на большой высоте, то они могли просто планировать еще некоторое время и только потом упасть на землю.

– Планировали на восток, господин рейхсмаршал? – с притворной наивностью спросил Галланд. – Если бы подбили мой самолет…

– Ну хватит, Галланд! – заорал Геринг, решив положить конец спору. – Я официально заявляю: американские истребители не долетели до Аахена.

Галланд не отступился:

– Но они там были!

Тут уж Геринг совершенно потерял контроль над собой:

– Я официально заявляю: их там не было! Понимаете? Зарубите себе на носу: американских истребителей там не было! Именно это я и доложу фюреру. – Геринг прошествовал к вагону, затем обернулся и грозно крикнул: – Вы получили мой официальный приказ!

С незабываемой улыбкой генерал ответил:

– Приказ есть приказ, господин рейхсмаршал!

На самом деле Геринг прекрасно сознавал реальное положение дел. Мне случалось слышать от него весьма трезвые оценки ситуации. Скорее он вел себя как банкрот, который до последнего момента обманывается сам и обманывает своих кредиторов. Своенравием и нежеланием считаться с реальностью он в 1942 году довел до самоубийства начальника управления боевого снабжения военно-воздушных сил, знаменитого пилота-истребителя Эрнста Удета. 18 августа 1943 года один из ближайших помощников Геринга, более четырех лет занимавший пост начальника Генерального штаба военно-воздушных сил, генерал Ешоннек был обнаружен мертвым в личном кабинете. Он тоже совершил самоубийство. Как рассказал мне Мильх, в своей предсмертной записке генерал потребовал, чтобы Геринг не смел присутствовать на его похоронах. Тем не менее Геринг появился на траурной церемонии и возложил венок от имени Гитлера.

Я всегда думал, что самое ценное человеческое качество – умение трезво оценивать реальность и не тешиться иллюзиями. Но когда я оглядываюсь на свою жизнь, включая и годы тюремного заключения, то не могу найти ни единого периода, когда был бы полностью свободен от заблуждений.