Владимир Ленин (Ульянов) - Полное собрание сочинений. Том 3. Развитие капитализма в России

7) Выводы

Изложенная в двух последних параграфах критика нашей фабрично-заводской статистики приводит нас к следующим главнейшим выводам.

1. Число фабрик в России быстро увеличивается в пореформенную эпоху.

Обратный вывод, вытекающий из цифр нашей фабрично-заводской статистики, есть ошибка. Дело в том, что в число фабрик попадают у нас мелкие ремесленные, кустарные и сельскохозяйственные заведения, причем чем дальше мы отступаем от настоящего времени, тем большее число мелких заведений попадает в число фабрик.

2. Число фабрично-заводских рабочих а размеры производства фабрик, а заводов равным образом преувеличивается за прежнее время нашей статистикой. Происходит это, во-1-х, от того, что прежде включалось больше мелких заведений. Поэтому особенно недостоверны данные о тех производствах, которые соприкасаются с кустарными промыслами[559]. Во-2-х, происходит это от того, что за прежнее время включалось в число фабрично-заводских рабочих больше капиталистически занятых домашних рабочих, чем теперь.

3. У нас принято обыкновенно думать, что раз берутся цифры официальной фабрично-заводской статистики, то они должны считаться сравнимыми с другими цифрами той же статистики, должны считаться более или менее достоверными, пока не доказано противное. Из того же, что было изложено нами выше, вытекает обратное положение: именно, что всякие сравнения данных нашей фабрично-заводской статистики за разное время и по разным губерниям должны считаться недостоверными, пока не доказано противное.

IV. Развитие горной промышленности[560]

В исходный период пореформенного развития России главным центром горной промышленности был Урал. Образуя район, – до самого последнего времени резко отделенный от центральной России, – Урал представляет из себя в то же время оригинальный строй промышленности. В основе «организации труда» на Урале издавна лежало крепостное право, которое и до сих пор, до самого конца 19-го века, дает о себе знать на весьма важных сторонах горнозаводского быта. Во времена оны крепостное право служило основой высшего процветания Урала и господства его не только в России, но отчасти и в Европе. В 18 веке железо было одной из главных статей отпуска России; железа вывозилось в 1782 г. ок. 3,8 млн. пуд., в 1800–1815 гг. – 2–11/2 млн. пуд., в 1815–1838 гг. – ок. 11/3 млн. пуд. Еще «в 20-х годах 19 века Россия получала чугуна в 11/2 раза более Франции, в 41/2 раза более Пруссии, в 3 раза более Бельгии». Но то же самое крепостное право, которое помогло Уралу подняться так высоко в эпоху зачаточного развития европейского капитализма, послужило причиной упадка Урала в эпоху расцвета капитализма. Развитие железной промышленности шло на Урале очень медленно. В 1718 г. Россия добывала чугуна ок. 61/2 млн. пуд., в 1767 г. – ок. 91/2 млн. пуд., в 1806 г. – 12 млн. пуд., в 30-х годах – 9–11 млн. пуд., в 40-х годах – 11–13 млн. пуд., в 50-х годах – 12–16 млн. пуд., в 60-х годах – 13–18 млн. пуд., в 1867 г. – 171/2 млн. пуд. За сто лет производство не успело удвоиться, и Россия оказалась далеко позади других европейских стран, в которых крупная машинная индустрия вызвала гигантское развитие металлургии.

Главной причиной застоя Урала было крепостное право; горнопромышленники были и помещиками и заводчиками, основывали свое господство не на капитале и конкуренции, а на монополии[561] и на своем владельческом праве. Уральские заводчики и теперь являются крупнейшими землевладельцами. В 1890 г. при всех 262 железных заводах империи числилось 11,4 млн. дес. земли (в том числе 8,7 млн. дес. леса), из которых 10,2 млн. дес. было при 111 уральских заводах (леса 7,7 млн. дес.). Средним числом, след., каждый уральский завод владеет громадными латифундиями, тысяч по сто дес. земли. Вырезка наделов крестьянам из этих дач и до сих пор еще не вполне закончена. Средством приобретения рабочих рук является на Урале не только наем, но и отработки. Земская статистика, напр., по Красноуфимскому уезду Пермской губ. считает тысячи крестьянских хозяйств, которые пользуются от заводов землей, выгоном, лесом и т. п. либо бесплатно, либо за пониженную плату. Само собой разумеется, что это бесплатное пользование на деле стоит очень дорого, ибо благодаря ему чрезвычайно понижается заработная плата; заводы получают «своих», привязанных к заводу и дешевых рабочих[562]. Вот как характеризует эти отношения г. В. Д. Белов:

Урал силен – повествует г. Белов – рабочим, которого воспитала «самобытная» история. «Рабочий на других заграничных или даже петербургских фабриках и заводах чужд интересам этих заводов: сегодня он здесь, а завтра в другом месте. Фабрика идет, и он работает; барыши сменились убытками – он берет свою котомку и уходит так же скоро и легко, как и пришел. Он и хозяин завода – два вечных врага… Совсем в другом положении рабочий уральских заводов: он – местный житель, имеющий тут при заводе и свою землю и свое хозяйство, наконец, свою семью. С благосостоянием завода тесно, неразрывно связано и его собственное благосостояние. Идет завод хорошо – и ему хорошо; идет плохо – и ему плохо, а уйти нельзя (sic!): тут не одна котомка (sic!); уйти – значит разрушить весь свой мир, бросить и землю, и хозяйство, и семью… II вот, он готов переживать годы, готов работать из половины рабочей платы, или, что то же, половину своего рабочего времени оставаться без работы, чтобы дать возможность другому такому же местному рабочему заработать кусок хлеба. Словом, он готов идти с своим хозяином на всякие соглашения, лишь бы только остаться при заводе. Таким образом, между уральскими рабочими и заводами неразрывная связь; отношения их те же, что были я прежде, до их освобождения от крепостной зависимости; переменилась только форма этих отношений, не более. Принцип прежней крепости сменился великим принципом взаимной пользы»[563].

Этот великий принцип взаимной пользы проявляется прежде всего в особенном понижении заработной платы. «На юге… рабочий стоит вдвое и даже втрое дороже, чем на Урале», – напр., по данным о нескольких тысячах рабочих, 450 руб. (в год на одного рабочего) против 177 руб. На юге «при первой возможности сносного заработка при полевых работах у себя ли на родине, или вообще где бы то ни было, рабочие оставляют заводы, копи, рудники» («Вестн. Фин.», 1897, № 17, стр. 265). На Урале же мечтать о сносном заработка не доводится.

В естественной и неразрывной связи с низкой заработной платой и с кабальным положением уральского рабочего стоит техническая отсталость Урала. На Урале преобладает выделка чугуна на древесном топливе, при старинном устройстве доменных печей с холодным или слабо нагретым дутьем. В 1893 г. доменных печей на холодном дутье было на Урале 37 из 110, а на Юге 3 из 18. Одна доменная печь на минеральном топливе давала в среднем 1,4 млн. пуд. в год, а на древесном – 217 тыс. пуд. В 1890 г. г-н Кеппен писал: «Кричный способ выделки железа все еще прочно держится на уральских заводах, тогда как в других частях России он уже вполне вытесняется пудлингованием»{102}. Применение паровых двигателей на Урале гораздо слабее, чем на Юге. Наконец, нельзя не отметить и замкнутости Урала, оторванности его от центра России вследствие громадного расстояния и отсутствия рельсового пути. До самого последнего времени доставка продуктов из Урала в Москву происходила главным образом посредством примитивного «сплава» по рекам раз в год[564].