Александр Алехин. Судьба чемпиона - Александр Александрович Котов
Михаил Моисеевич Ботвинник (1911–1995) – советский шахматист, 6-й в истории шахмат и 1-й советский чемпион мира.
Сквозь слезы невидящим взглядом смотрел Алехин то на телеграмму, то в глаза горничной. Он улыбался, и в ответ на его открытую, детски ясную улыбку улыбалась Мануэлла. Хотя ей и непонятно было, в чем дело, все же она не могла не разделить радости доктора Алекса, как не могла не ответить на его улыбку. Доброе сердце подсказывало ей: так может улыбаться человек, только что избежавший смерти.
Долгое безделье сменилось бурной активностью. В последующие дни Алехин буквально преобразился. Куда девались апатия, вялость, отсутствие интереса к жизни! Даже походка изменилась – теперь это был человек, у которого есть цель в жизни. Он куда-то ездил, ходил, приносил с собой книги, тетради, бумагу. Ему удалось добыть денег – теперь ведь он опять стал признанным шахматным королем, и его акции в португальской столице вновь поднялись. Алехин бросил пить, заметно посвежел; он заботился теперь о своем здоровье, спортивной форме, совершал прогулки, старался вести нормальный образ жизни.
Одновременно всерьез принялся за теоретическую подготовку к матчу. Из «Парк-отеля» во все концы полетели телеграммы и письма, адресованные к сохранившимся еще друзьям и знакомым. Написал Грейс в Дьеп, но опять не получил ответа. Может быть, помешал строгий пограничный контроль? Однако друзья сумели же прислать его записи, оставленные в Париже, и последние книги по теории дебютов. Много пришлось затратить сил, чтобы достать партии военных лет, игранные Ботвинником в советских турнирах. В этом сборе нужного материала ему помогал Люпи, также использовавший все свои знакомства, чтобы снабдить ожившего чемпиона нужными материалами.
– Ботвинник – очень грозный противник, – сказал как-то Алехин в разговоре с Люпи. – Опаснее его в мире для меня сейчас никого нет. Он блестящий стратег, превосходно знает и понимает идеи многих современных начал.
– Но вы тоже, доктор, никогда не отличались непониманием дебютов, – перебил его Люпи.
– Да, но он в этом непревзойденный мастер. Моя надежда– в тактике: в этой области я превосхожу его. Там, где начинаются не поддающиеся расчету осложнения, я тоже, на мой взгляд, сильнее Ботвинника. Значит, я должен и подготовиться так, чтобы использовать свою сильную сторону и не дать противнику использовать свою,
– Это вы умеете! Какую глубокую тактику выработали вы в матче с Калабланкой!
– Да, нет уже Капабланки! – печально произнес Алехин. – Рано вырвала его безжалостная смерть. Мы часто ссорились, но я никогда не переставал ценить его редчайшее дарование. Это был величайший шахматный гений, равного которому мы никогда не увидим!
– А вы, доктор?..
– Я что, я… труженик.
С минуту они помолчали, затем Люпи спросил:
– А дебюты вы уже наметили?
– Кое-что уже ясно сейчас, – ответил чемпион. – Белыми буду, как правило, играть е-два, е-четыре. Если будет испанская, тут для меня трудностей не будет. Я всю жизнь играю испанскую.
– Нет! Он обязательно изберет французскую защиту! – воскликнул португалец. – Это же его любимый дебют.
– Ну, где-где, а в этом-то начале я умею осложнять игру. Прямо с первых ходов.
– Да. Вы иногда такое придумываете! Помните матч с Эйве?
– Хуже черными, – продолжал Алехин, не слушая Люпи, – здесь я, откровенно признаться, не так уверен. Придется поработать…
– А вы не боитесь, что не выдержите большую дистанцию трудного матча?
– Я думал об этом, – немного нахмурившись, ответил Алехин. – Ботвинник моложе меня на девятнадцать лет, и это, конечно, большое преимущество.
– Вам нужно как следует отдохнуть!
– Опять отдохнуть! – воскликнул Алехин. – Лучше не говорите мне этого слова!..
– Ну, поправиться, подкрепить здоровье. Ваш противник молодой, здоровый.
– Но ведь я буду играть в Москве! Значит, мне тоже нужно будет сбросить лет десять, – улыбнулся чемпион мира.
Сообщение о вызове Ботвинника и согласии Алехина на матч немедленно появилось как сенсация во всех газетах мира. Любители шахмат всех стран радостно приветствовали предстоящую встречу сильнейших шахматистов современности: однако те, кому такая встреча мешала без игры завоевать титул сильнейшего в мире, подняли крик. «Позор! Русские хотят играть с коллаборационистом Алехиным, – писали они в газетах. – Мы лишили Алехина звания чемпиона мира, а Ботвинник вновь поднял его на шахматный трон. Международная шахматная федерация должна запретить этот матч!»
Алехин болезненно переживал такие выпады, он боялся, как бы врагам не удалось сорвать его встречу с советским чемпионом. Но немногие корыстные нападки тонули в общем одобрении людей благоразумных, объективно расценивающих предстоящую встречу. «Россия как заботливая мать поддержала блудного сына в самый трудный для него момент», – писала чешская газета, и эти строки вызвали у Алехина волну благодарности к покинутой им когда-то родине. Крики желавших сорвать матч становились все слабее, и было ясно, что им не удастся повлиять на советских шахматистов, твердо решивших провести матч своего лидера с чемпионом мира. И Алехин уже не сомневался, что вновь настало время всеобщего признания, что скоро осуществится его поездка в Москву.
На закате погожего мартовского дня Алехин отдыхал после обеда в кресле в фойе «Парк-отеля». Портье видел, как он с полчаса перелистывал скопившиеся за неделю газеты на различных языках, изредка углубляясь в какую-нибудь статью. Вдруг он заволновался, стал беспокойно озираться по сторонам, видимо, ища, с кем бы поделиться мучившими его мыслями. Потом он встал, подошел к портье и попросил соединить по телефону с Люпи. Пока телефонистка устанавливала связь, Алехин не выпускал газеты, беспокойно выстукивая нервную дробь пальцами по столу. После неоднократных попыток телефонистка нашла Люпи в одном из клубов.
– Люпи. Это Алехин! – порывисто закричал в трубку взволнованный русский. – Я вас очень прошу, приезжайте ко мне. Да, да, сейчас, именно сейчас! Это очень важно, так важно, что вы и представить не можете. Приедете? Благодарю вас. Жду у входа в отель.
Минут через десять появился изрядно запыхавшийся португалец. Едва поздоровавшись, Алехин увлек Люпи к столику и показал взволновавшую его статью.
– Ну и что? – удивленно спросил Люпи, кончив читать статью.
– Как что! Черчилль хочет снова начать войну. Как вы можете говорить об этом спокойно!
– А, кто обращает внимание на эти речи!
– Речи! Хороши речи! Мир потерял разум. И это в тот момент, когда с Ботвинником уже все договорено!
– Не волнуйтесь. Поедете, будете играть, ничего не случится.
– Уже дважды моя поездка в Москву была близка, и каждый раз что-нибудь мешало. В тридцать пятом году проиграл матч Эйве, в тридцать девятом – война. Если еще раз сорвется, я не выдержу!
– Почему сорвется? Никакой войны не будет, – успокаивал португалец.
– Сколько бед принесли мне эти войны! И теперь, когда самое страшное уже позади…
– Ничего, доктор, все будет в порядке. Пойдемте лучше погуляем.
Стояла тихая, безветренная погода, гигантские листья пальм бросали на землю недвижимые тени. Океан дремал, серебристо-желтый отблеск луны разрезал на
