Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

10. IX.31

Мыши («Мыши съели старые тетрадки…»)

Мыши съели старые тетрадки,Ворох кем-то присланных стихов.Мыши по ночам играют в пряткиВ сонном сумраке углов.

Мыши съели письма из России,Письма тех, кого уж больше нет.Пыльные обгрызочки смешные —Память отошедших дней и лет.

Мыши сгрызли злобно и упрямоВсё, что нам хотелось сохранить:Наше счастье, брошенное нами,Наши солнечные дни.

Соберём обгрызенные части,Погрустим над порванным письмом:— Больше лёгкого земного счастьяПо клочкам не соберём…

Сделает живым, ненастоящимЭтот мир вечерняя заря.Будет в окна падать свет мертвящийУличного фонаря.

Ночью каждый шорох чутко слышен,Каждый шорох, как глухой укор:Это гложут маленькие мышиВсё, что было до сих пор.

24. X.31

«Надоело скитаться без цели…»

Надоело скитаться без цели,Примитивный, непрочный уют,Одиночество тёмных отелей,Одиночество тёмных минут.

Закоулки глухие, кривые,Нищета, теснота, полутьма,И облупленные, неживыеДвухсотлетние эти дома.

Ни романтики старых кварталов,Ни фальшиво-восторженных слов!Слишком много я в жизни видалаЭтих грязных и тёмных углов.

Жить подобно бродячей собаке,Не приткнуться нигде, никогда…— Надоело мне на бивуакеПрожигать неживые года.

А над жизнью тугой, неизменной,Навсегда заколдованный круг…Ночью снятся мне белые стеныИ широкие окна на юг.

2. XI.31

«Надоело скитаться без цели…»

Уж не мечтать о нежности, о славе.

А. Блок

Я всё ещё верила в чудо,Упрямо чего-то ждала,Готовила, мыла посуду,И думала, что не жила.

Ласкала любимого сына,Пила валерьянку и бром.А ночью томительно-длиннойТомилась о чём — то ином.

Мне снилась высокая жалость,Большая, как небо, любовь…Одна только горечь осталасьОт этих возвышенных слов.

И маленьким сердцем сгорая,Как трудно мне было понять,Что, в сущности, только — жена я,И только — ревнивая мать.

Прости мне пустые угрозы,Моё пораженье в борьбе,И эти жестокие слёзы,И эти стихи — о себе.

17. XII.31

Рассвет («Будильник резко прозвонит: пора!..»)

Будильник резко прозвонит: пора!И оборвёт, не досказав чего-то.Как автомат, в шестом часу утраТы встанешь и уедешь на работу.

На мертвых улицах велосипедЗапутает уродливые тени,От фонаря прольётся красный светВ тебя засасывающую темень.

А дома, в нестерпимой духотеПроснётся и замечется ребенок,Забьётся в долгом кашле. Словно теньНочь соскользнёт с соседнего балкона.

И где-то дробно застучат сабо…И с каждым днём суровее и строже,Над чёрным городом проснётся Бог,Но никому на свете не поможет.

17. XII.31

Поэту («Так бывает: брови нахмурив…»)

Так бывает: брови нахмурив,Зверем смотришь по целым дням.Отвращенье к литературе,И в особенности — к стихам.

Ненасытная злоба к фразам,К разговорам о пустяках,Да к шатаньям по Монпарнасам,Да к сидениям — в кабаках.

И кому это только нужно,Чтоб от споров ночей не спать.Ведь полезней сготовить ужин,Чем пустые стихи написать.

Скажут мне: «Не единым хлебом…».Но без хлеба не проживешь.Вся земная тоска по небу —Вековая, большая ложь…

— Ты бы лучше занялся делом,А не вылущенным стихомТы бы встал на рассвете беломДа в метро побежал бегом.

И работал, работал, работал…Целый день в жестоком труде,Не отмахиваясь от заботы,От земных, от священных дел.

Не гнушался бы скромным заданьем,Не витал бы в бездне времён,Лучше — каменщик, строящий зданье,Чем хранящий тайну масон.

…Но, устав от последней тревоги,Подойдя к последней черте —Снова чтенье стихов о Боге,О бессмертии, о красоте.

5. I.32

«Уж лучше на необитаемый остров…»

— Уж лучше на необитаемый остров,Куда-нибудь в Северный океан,И там безнадёжно, сурово и простоСплетать разноцветный обман.

Там будет одно несравненное счастье —Тоска об оставленных городах,О конченой жизни, о чьём — то участье,О неповторимых годах.

Там будет казаться, что где-то в ПарижеЕщё не забыли, и любят, и ждутИ мысль эта будет реальней и ближе,Чем тут…

Там легче поверить, что жизнь не напрасна,Что есть, о чём помнить и страстно жалеть.А с этой мыслью, такой прекрасной,Не жалко и умереть.

9. I.32

«За много дней, ушедших без меня…»

За много дней, ушедших без меня,За много слов, невыслушанных мною,За теплоту далёкого огня,За всё неуловимое, чужое…

За всё, что в жизни было — для других,За холодок подавленного взгляда,За тёмный стыд, за тихие шаги,За всё, за всё, — мне ничего не надо.

30. I.32