Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин
Долгий караван сделал остановку в деревне Стрелка. Путешественники радовались открывающейся впереди водной шири, выделявшейся на фоне сплошной тайги своей небесной легкостью и прозрачностью. Душному летнему времени приходил конец. Вдоль реки резвился ветерок. Хмурилось небо. Иногда сеялся мелкий дождик. Гнус затихал, прятался в зелени кустов и на листьях деревьев. Наконец-то можно было сбросить накидки, вдохнуть целебный воздух, настоянный на редких таежных травах, хоть на время смыть с лица деготь, запах которого изнурил и людей, и животных.
День проходил быстро. Сумерки следовали за ним неотступно. Солнце только что стояло над сопкой и вот уже наполовину ушло за нее, а на прежнем его месте, словно нимб, ровнейшей дугой сиял огненно-красный световой обод, расцветивший по-новому все окрестные пейзажи. В прозрачной неподвижной воде реки четко отражались вершины деревьев, и трудно было определить, где берег явный, а где его отражение. Сладко щемило сердце, разрывающееся между реальностью и иллюзией. Темнота наступала, казалось, мгновенно и неотвратимо. И только плеск воды о берег подтверждал близкое расположение реки.
Здесь-то караван и остановился, лодки стукнулись о землю, путешественники в первую очередь сняли сбрую с лошадей. Развели костры, благо на берегу было достаточно сушняка. Пламя поднималось высоко, щедро и широко распространяя тепло. В походных котлах варилась уха – рыбу запасли еще днем. Основательно подкрепившись, люди расслаблялись и, прихлебывая чай, начинали негромкие задушевные беседы. Кто-то, положив под голову мешок со своим «добром», уснул ли, задумался ли о чем-то… В непроницаемой ночной тьме яркие огоньки костров, казалось, соперничают с пламенностью небесных звезд. Но и огонь не вечен. Иссякают костры, покрываются пенным малиновым нагаром крупные бревешки, которые будут тлеть еще долго, до самого утра. На реке слышны всплески больших рыбин, подает голос выпь. Где-то рядом, шлепко подгребая крыльями под себя воздух, на воду опустилась стая уток. Мужики встрепенулись, немного пошумели, обсудили меж собой это событие и успокоились. Приплыла ночная хозяйка небес – луна, искупалась нагишом в зеркально чистой реке, как в полотенце, обернулась в ночное небо, расшитое лучистыми звездами. Над водой, над лесом, над стоянкой растеклась слоистая молочная дымка предутреннего тумана, смешавшегося с дымом тлеющих углей костров.
Для тех, кто устал и спит крепко, ночь проходит быстро. И вот уже горизонт отделился от неба розовой полоской просветленного воздуха. Проснулись рыбы, чаще стали подплывать к поверхности, чтобы нахвататься воздуха. Выпрыгнет иная, вдохнет, блеснет серебряным ковшом и вновь устремится ко дну. Проснулись птицы. Кукушка, без устали приветствуя первые лучи солнца, кажется, всему миру пророчит жизнь вечную. Свет утренних небес разлился по верхушкам деревьев, заскользил по их розовеющим стволам. Солнечный шар медленно и трудно поднимается над землей, словно привязан к ней всеми своими золотыми лучами. В это время и караван отправляется в путь.
Начиная с Кежмы, что вольготно растянулась по берегу Ангары, пошли земли Илимского воеводства. Алексей Чириков основательно готовился к этой экспедиции, поэтому еще в Санкт-Петербурге много чего узнал о сибирском крае. Сейчас, идя тяжким путем вдоль непредсказуемых сибирских рек, он закреплял свои академические знания трудным жизненным опытом. Моряк был удивлен и обрадован тем историческим обстоятельством, что всего лишь за полвека русский народ присоединил к России огромную часть новых земель, так необходимых укрепляющемуся в предначертанных ему Богом границах государству. «Сибирь и Дальний Восток» – легко сказать, трудно представить. Русские землепроходцы закрепили за собой бассейны всех крупных рек Восточной Сибири. Максим Перфильев прошел Ангару, заложив Братский острог, Василий Бугор добрался до Лены, Петр Бекетов продолжил его путь и основал Якутск. Иван Галкин с небольшим отрядом, состоящим из местных поселенцев, стрельцов и казаков, вышел в поход из Енисейска, дошел до Илима, поднялся по нему до реки Игирмы, нашел на правом высоком берегу ровную площадку и срубил зимовье. Оно и послужило основой будущего знаменитого Илимского острога. Илимску же судьба отвела быть центром на многие десятилетия в освоении Сибири.
Глава 2. На высоком берегу
Кеуль, невон и симахинский порог
Алексей чувствовал себя, да и весь огромный караван, крошечной песчинкой на огромной территории. Лодки упорно и успешно продвигались против течения. Навстречу, как распростертые объятия природы, простирались берега, поросшие настоящим сибирским лесом: сосной, лиственницей и кедром, местами сквозь их густую массу просвечивали подпаленные осенним багрянцем березы и осины. Берега тянулись пологие, но вдруг как необузданные скакуны вздыбливались, становились крутыми, на отвесных уступах видны были выходы сланцев и глины. Поселения встречались часто, и Чириков, как человек наблюдательный, понимал, что русские люди в Сибири чувствовали себя много вольнее, чем в местах, где родились и выросли. Встречая местных жителей, тунгусов и бурят, он с приятным удивлением наблюдал, что коренные народы вполне дружно живут в соседстве с русскими. Для них русские были не только залогом мирной жизни, защитой от набегов монголов и китайцев, у них они перенимали европейскую культуру, религиозный уклад жизни, бытовые навыки. Русские юноши брали в жены девушек из тунгусских и бурятских семей, а русские девушки охотно выходили замуж за представителей сибирских коренных народов. В местах, где экспедиция останавливалась на отдых, тунгусы доброжелательно приветствовали путешественников, пополняли запасы каравана мясом, рыбой, а взамен получали порох и рыболовные снасти. Многие хорошо говорили по-русски, были православными. Немало русских святителей совершали в этих краях подвиги миссионерства.
У деревни Кеуль енисейских бурлаков-погонщиков заменили работники из Илимского воеводства. Все они оказались мужиками лет по сорок, молодой был один, из Кеуля. Звали его Михаил Беловодов. Веселый, расторопный, он сразу вызвал симпатию у Алексея Чирикова.
Пареньку не было и двадцати, но можно было с уверенностью предположить, что к тридцати годам он превратится в богатыря. Достаточно взглянуть на его плечи в сажень, огромные руки-лапищи, которыми он охватывал шею лошади, словно хомутом. Для деревенского парня из такой глуши удивительным было его лицо. Достаточно одного взгляда, чтоб понять – Мишка был красавцем. Темно-синие глаза ласково и вдумчиво смотрели на мир из-под густых черных бровей, совестливый румянец щек свидетельствовал о благонравии. Густые русые волосы, перехваченные простой цветной тряпицей, дополняли этот запоминающийся своей простотой и душевностью портрет. Алексей был постарше Мишки года на два, но фигура у него была хрупкая, кисти рук – узкими, аристократичными, еле заметная улыбка озаряла миловидное лицо. И казался он младше Михаила.
Молодые люди быстро нашли общий язык, и довольно часто их кони, несшие подружившихся всадников, шагали рядом. Михаил рассказывал о тайге, о сенокосе, о людях, живущих на Ангаре. Алексей был не понаслышке знаком с
