Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

— Вот поглядишь, кто-нить из наших его все одно закогтит.

Светало. Невыспавшиеся, продрогшие в одних кафтанах казаки вновь строились в поле за деревней.

— Теперя куды?

— Начальство знает…

— Вон наши из леса. Француза открывали.

— Гля, ведут одного.

— Скорей бы уж. В сражении согреемся.

Ветер утих. От реки полз по полю туман. В сером, пронизывающем воздух рассвете стали различимы красные мундиры соседнего полка. От церкви показалось начальство.

— Ну, проснулись… Сейчас пойдем.

— Это самый Орлов-Денисов и есть?

— Тю! Давя что ль не видал?

Орлов-Денисов, бригадные и полковые командиры съехались, переговорили. Чуя скорый поход, с переливом заржал чей-то конь.

— Чего ждут-то?

Орлов-Денисов, дав знак, вздыбил и рывком повернул к лесу коня.

— С Богом!

Балабин, перебивая:

— За мной, — и шибко — правее, наискосок.

Подрагивая на рыси, ряды разом двинулись через поле. Потекли над белым морем. Казалось, что туман скрадывает дробный стук тысяч копыт, гасит звуки.

— Придерживай, лес впереди. Шагом, и не растягиваться, — передал сотенным полковник.

Перешли на шаг. Тих и пуст был серебристо-серый лес, отделяющий их от неприятеля. За безмолвной стеной его еле слышно пели далекие трубы — во французском лагере играли побудку.

А немного погодя — бум! — и вдогонку — бум-бум!

— С пушки вдарили! Слышь, как гудет?

Бригадный Балабину досадливо:

— Припозднились мы…

— Успе-ем…

Отделились, забирая правее.

— Куда это мы?

— Гутарили, самого короля брать…

Вестовой догнал и завернул к главным силам.

Когда прошли лес, солнце уже показалось, но открывшийся за лесом луг был затенен и укрыт туманом, и лишь в дальнем конце его, куда добивали первые лучи, светло и радостно переливались краски осеннего утра.

В верстах трех с небольшим за речкой светилась белая стена каменной церкви, вокруг вились, мешаясь с туманом, дымки костров. Слева лениво громыхало. А совсем близко — в полуверсте, не больше — по лугу, утопая по стремена в тумане, укутанный в белые плащи легкой рысью шел на звуки выстрелов французский разъезд.

Орлов-Денисов и бригадный — полковник Греков 18-й — поравнялись с передовой цепью, остановившейся на опушке.

— Здесь?

— Здесь.

— Не поздно мы?

— Ничего.

Вразброс подошла передняя сотня Атаманского полка, донская гвардия. Служила здесь рядовыми и урядниками молодежь лучших донских родов. Потянул из ножен узкую и длинную шашку и крикнул им Орлов-Денисов:

— Ребята! Кто первый до табора[147], тому — офицерский чин! Вот он миг, ради которого жизнь живут! И до команды схватились (вскинулись, собрались) атаманцы и, как в старинной казачьей песне поется, — «закричали, загичали, на удар пошли…»

Обернулись французы на первый отчаянный крик, а по лугу туман, как во сне, и скользит над туманом лава. Впереди невероятно быстро на добром гнедом коне птицей летит молоденький, лет пятнадцати мальчишка (самый легкий, наверное), шашка на отлете, и конских ног в тумане не видно…

«Список полков донских казачьих урядников, отличившихся храбростью в сражении, бывшем 6-го числа октября против французских войск:

Кто именно: Атаманского полка урядники:

Попов

Петровский

Глушков

Никишин

Тарасов

Кисляков.

Лейб-гвардии казачьего полка: портупей юнкер Греков.

Черноморской сотни:

Перехрист.

Чем отличились:

В сражении бывшего сего октября 6-го числа противу французских войск, находясь всегда в охотниках[148] впереди, первые врубились в неприятельские колонны кавалерии, опрокинули и гнали до пехоты, прикрывавшей их батареи; когда же неприятель под прикрытием батарей построился и готовился атаковать, они, предупреждая его, презрев всю опасность и ужас смерти, не взирая ни на картечные, ни на ружейные залпы, бросились отчаянно на неприятеля, врубаясь в ряды, множество положили на месте, остальных в большом расстройстве обратили в бегство и гнали несколько верст, сильно поражая его, также несколько раз с неустрашимым мужеством били на неприятельские батареи, и везде, поражая своеручно неприятеля, храбростию своей служили примером для подчиненных своих и тем много способствовали к отнятию у неприятеля орудий и ящиков со снарядами, взятию пленных, сильному поражению оного.

К чему удостаиваются: следующие чины.

Подписал генерал-адъютант Орлов-Денисов».

Победа была полной, чуть не взяли самого Мюрата. Пехота опять не поспела, одни казаки дрались. Сын Платова с сотней атаманцев неприятельский лагерь насквозь проскакал и с другой стороны к своей пехоте вылетел, брат Степан Иванович две пушки захватил… Многие отличились: Лосев, Фомин, Бегидов; восемь сотников, одиннадцать хорунжих к наградам представили, урядников — к чинам офицерским. Начальство казачье награждали особо. Орлова-Денисова наградили Святым Георгием 3-й степени, а полковника Сысоева в генералы произвели.

Платов вместе с Кутузовым встречал подходившие с поля боя войска. Полулежали они на ковре, как усталые труженики.

Подошедшие с Дона полки, увидев брошенный неприятелем лагерь, где вперемешку валялись перины, подушки, вазы, оружие, иконы, шубы, ризы, самовары, увидев взятых французских лошадей, тощих и побитых, увидев и самих французов, мелких и голодных, удивлялись:

— Этих, что ли, бить-то? Этих мы и так заберем…

В русском лагере царило ликование. Все готовились наступать. Матвей Иванович потирал руки:

— Я вам так скажу, как пойдем вперед, сразу все к нам в друзья набиваться будут. А где же еще награды заработать, как не у нас, не в авангарде?

Ликование прервалось сообщением: Бонапарт вышел из разоренной Москвы и идет по Калужской дороге.

— Когда?..

— Еще 7-го…

— А нынче какое?..

Спохватились, забегали. Этак он в южные губернии вторгнется. Бросились наперехват.

Поскакал Платов по дождю с пятнадцатью полками. 12-го на рассвете вышли к городишку Малоярославец, перекрыли Калужскую дорогу. Только остановились, скачут от французской стороны свои ребята:

— Мы из Сысоева полка. Французы подходят…

Бой шел весь день. Егеря корпуса Дохтурова удерживали город, а итальянцы его штурмовали. День выдался погожий, и вид прекрасный. Казаки ушли левее и стояли там на дороге, наблюдая за переменчивым военным счастьем.

Подошел Кутузов с главными силами, недовольный. Опять сражение, опять риск. А рисковать он не любил, терпеть не мог. Сидел на скамеечке, что за ним специально кирасир возил, всё про Платова спрашивал, нет ли известий.